Перехваченные письма

Спасибо превеликое за все присылаемое — если бы вы могли верно оценить, что это для нас значит!

Посылаю письма к возможной оказии. Пишу на них карандашом прежние имена. Спросите Нину — знают ли те, кто получит всю пачку, имя «Даша»? Если нет (должны, но конверты я так раньше не подписывала, поскольку ее муж был на свободе, я писала «Тимофею») — перепишите своей рукой: или «жене Тима», или прямо ее имя — или (если новые имена поплывут с оказией) — новое ее имя. Объясните Лене (или тому, кто передаст устно имена) — что запомнить их должен не только первый в цепочке, а все наши получатели: внутри писем я называю всех прозвищами — и не поймут, о ком речь.

Не боитесь отпускать вашу Анну в Москву? Что слышно с вашими будущими поездками?

У нас трудное время еще не кончилось, но работа идет вовсю. А. И. погрузился в роман полностью, мы помогаем, но нужно вытягивать Алика и других. Адвоката нашли для Алика престижнейшего — будем играть в эту игру, уверены в положительных, хотя и мелких, вероятно, результатах. Но хоть не дадим убить.

Можно ли просить Лену, чтоб она везла каждый раз для Арины, жены Алика, маленький подарок (за наш счет, конечно) — духи или что-нибудь. Она — женщина до мозга костей, и это ее утешает немного даже в самое черное время.

Степан Татищев — Наталье Солженицыной

14 февраля 1977

Вам, конечно, известно, что меня не пустили в Москву. Но мне удалось переправить все необходимое.

Меня отправляли в качестве специального переводчика Quai d'Orsay, и в таком случае не принято отказывать в визе. Французская администрация погоревала, даже попротестовала и… дальше не пошла. Я же, со своей стороны, буду всячески стараться, чтобы мою кандидатуру в переводчики выдвигали при всякой поездке наших министров туда! Увидим, что из этого выйдет.

Должен признаться, что я сильно переживал этот отказ. Но как заядлый оптимист я остаюсь уверенным, что еще увижу Россию, что еще буду там жить!

С книгами из-за московских событий дело на время приостановлено.

Нина вам писала о новых прозвищах. Ничего я не передавал письменно. Только когда будет надежная оказия, я передам.

Одна приятельница детства (теперь проживающая в России) была здесь недавно и сообщила мне (под секретом), что ее вербовали перед отъездом и просили встречаться со мной, и когда она отказалась, ссылаясь на то, что наше знакомство очень давнее и поверхностное, ей было заявлено, что я — известный… шпион!

Из воспоминаний Елизаветы Вишневской