Перехваченные письма

Вчера ждал безумно, но день, хотя и без медитации, и почти без работы, был ясный и прекрасный. Гулял в Jardin des Plantes. А около Op'era (на rue du Havre) вдруг почувствовалось верное зрение — конец неврозу.

Ирина Голицына — матери

Пермь, 7 августа 1929

Я уже благодарила тебя и еще раз благодарю за твою чудную посылку и деньги. И то и другое нам так было необходимо, и мы за это время очень воспрянули духом. Дети настолько не избалованы сладким, что для них сахар — одно из лучших лакомств, и они то и дело меня тормошат, чтобы я его им давала — уже одно кило кончили и принялись теперь за второе. Вообще вся посылка как нельзя лучше подобрана. Благодаря тебе, удалось нам расплатиться с нашим большим долгом квартирным!

Теперь будем шить драповые пальтишки детям: думаем обратиться к Сашеньке. Работа ведь не очень сложная, а возьмет она, конечно, дешевле, чем Пименовна. Купили детям по матросской шапочке, и очень милы они в них.

Мима с каждым днем становится все более бойким; он входит в чужие парадные и сам вскарабкивается по лестнице на второй этаж. На днях утром он у нас пропал. Я еще в утренней прическе, только незадолго перед тем встав с постели, убирала в комнате и выпустила Мимочку в окно, чтобы он мне не мешал. Через некоторое время смотрю — нет его. Бегу во двор, оттуда в соседний двор, мечусь туда и сюда — нет и нет Мимы. Прибегаю за Ники, он тоже встревожился, идем на поиски, и Аринька за нами бежит. Дошли до костела — все нет. От костела я пошла прямо по Соликамской, а Ника повернул направо по Университетской и — хорошо, что у Ники глаза хорошие, — почти за целый квартал увидал маленькую серенькую фигурку, которая все идет себе и идет on its sturdy little legs[74] совершенно невозмутимо и еще кушает шаньгу, которую где-то получил. Ника нагнал его уже на углу Верхотурской.

Дневник Бориса Поплавского

Из записей августа 1929

Могущественный и ясный день. Долго стоял на заре у реки, смотрел на субъект мира — солнце. Объект же за моей спиной был тоже прекрасен. Ничего не ждать, не грустить, ничего не бояться, радоваться радостью рока. Этот день был очень высокий.

Вчера слишком долго читал Ренана и Рембо у Дины, поэтому, с заездом к зубному врачу, которого не было, опоздал домой. Начал одеваться к Сталинским, хвать — рубашки нет, метался и выл два часа с половиной. Приехал в 10, было плоско и скучно. Странная девушка прижала мою руку к своему животу и все покачивается в кресле. Было отвратительно, говорить было вовсе не о чем. Рейзини понимал, я понимал и страдал от своего молчания. Был равнодушен, сердит, огорчен, подавлен.

Позавчера я работал, написал стихотворение о S^t Louis, волновался, читал и медитировал. День был очень высокий.

В понедельник писал Аполлона Безобразова и слишком рано ушел к Дине. Но в общем время идет очень высокое. Чудесная прогулка с Заратустрой в Жарден де Плант, ясная. Не время ждать будущего, теперь жизнь вся в настоящем, такую именно сумей ее принять. Золотые дни. Лето это выше всех остальных лет. Золотою осенью в деревню — в леса.

* * *

Все мне кажется, что я мало работаю, хотя работал часов пять подряд. Опять страх какой-то ползет, сейчас мы его изгоним. Все утро спал, было жарко, я задыхался, умирал прямо.