Перехватчик. Разборки третьего уровня

– Нечего вертеть головами, ищите вход в эту «крепость». Монарх мне говорил, как она называется, но я не запомнил. Да это вовсе и не «крепость», и не «замок», и не «храм». В таких вот сооружениях жили древние Инсекты, то бишь насекомые.

– Тогда это муравейник, – хмыкнул Лобанов.

– Не похоже. Такое впечатление, что тут поработали гусеницы тутового шелкопряда или пауки. Впрочем, не это главное. Итак, вперед!

Они разошлись по залу, не отрывая пальцев от спусковых крючков автоматов, прислушиваясь к дребезжащему эху своих шагов, к каждому шороху, стараясь не приближаться к «скульптуре», глядящей на них с непередаваемо холодным и отчужденным выражением.

В основании «крепости» было много ниш и каверн, но все они заканчивались тупиками. Повезло Маюмуре, он первым углубился в трехметровой высоты полость, которая куда-то вела, очевидно, в глубины сооружения.

За время поисков необычная тишина, призрачный свет, исходящий из ниоткуда, грандиозность «замка» стали настолько непереносимы для пришедших сюда, что поколебали даже фанатичную целеустремленность Ельшина. Лобанов, человек далеко не трусливый, и тот готов был поскорее убраться из этого зала подобру-поздорову; но, посовещавшись накоротке, пришли к выводу, что все же необходимо проверить, куда ведет обнаруженный коридор.

Внутри «крепости» освещение потускнело, приобрело серебристо-пепельный оттенок. Носы пришедших жадно ловили запахи каких-то смол, трав, эфира и мускуса, муравьиной кислоты и камфары, раздражающие обоняние. Но скоро неприятные ощущения прошли, запахи стали более тонкими и сложными, не поддающимися определению.

Коридор обогнул «крепость» и нырнул куда-то вниз.

Озадаченные, исследователи остановились.

– Дальше я не пойду, – решительно остановился Лобанов. – Если материал, из которого сделан ход, такой же скользкий, что у той трубы, нас может занести черт знает куда. Без спецснаряжения отсюда не выбраться.

Маюмура безмолвно исчез где-то сзади, пока остальные исследовали на прочность стены и пол, вскоре объявился снова, сообщил:

– Там есть другие ходы.

Они вернулись на два десятка метров назад, и японец показал на нишу в стене коридора, мимо которой они недавно прошли. Таких ниш они насчитали штук пятнадцать, не углубляясь в них, посчитав тупиками. Но, как оказалось, каждая имела нечто вроде гибкой и тонкой дверцы, не имеющей запора, отодвинуть которую не составляло труда.

Оттолкнув Маюмуру, Ельшин полез в нишу первым. Свой пистолет он давно положил в карман и об опасности не думал.

Полуметровые, круглые в сечении, по виду сплетенные из жил белого матового стекла туннели все, как оказалось, выходили в центральный зал «крепости» с таким сложным рисунком стен, пилястров, контрфорсов, «сталагмитов» и «сталактитов», что в глазах зарябило, а от долгого их созерцания не могла не закружиться голова, словно от доброй порции алкоголя.

В центре зала высилась полупрозрачная ротонда с шестью витыми колоннами и сложнейшим паутинным шатром. Ползала поднималось к ротонде шестью наплывами, состоящими словно из жидкого расплавленного сахара, с застывшими «шерстинками» в глубине. Ступив на первый такой наплыв, люди поняли, что «сахар» тверд и невероятно скользок. Удержаться на нем не удалось никому.

– Все, хватит экспериментировать, – заявил потерявший терпение Лобанов. – Возвращаемся. Ничего мы втроем, без техники, не найдем. Когда подготовимся как следует, вернемся. Генрих, ты точно знаешь, что оно здесь есть? – Маршал имел в виду оружие Инсектов.

Ельшин промолчал, неотрывно глядя на ротонду, внутри которой проглядывал сквозь сплетение «паутинного» узора некий снежно-белый сгусток, не то саркофаг правителей «крепости», не то их трон.

ПЛАЧ ПО ПРОКУРОРУ

Каждую субботу и воскресенье, будь то зима, осень или иное время года, Генеральный прокурор проводил в загородном доме, назвать который дачей было бы просто кощунственно. Дом представлял собой роскошный трехэтажный дворец из цветного кирпича на двадцать комнат, с подземным гаражом, сауной, зимним и летним бассейнами, солярием, прекрасным садом в два гектара и подсобными помещениями, упрятанными под землей. Дом был окружен кирпичным забором, оборудованным фотоэлектронной сигнализацией и телекамерами, охранялся собаками и сторожами числом двенадцать, поэтому Николай Григорьевич чувствовал себя здесь в полной безопасности, отдыхая от трудов праведных, не очень праведных и совсем не праведных.

Располагался дом в сосновом бору, в ста километрах от Москвы, на окраине небольшого городка Вереи.