Перехватчики

Жанну и впрямь трудно было винить. Просто она была кокетливой. В этом я хорошо убедился, живя в одной квартире.

Когда Нонна Павловна застала Жанну в клубе за роялем, они разговорились о музыке, а потом о жизни в гарнизоне, о делах насущных, и все кончилось тем, что Жанна согласилась помогать Нонне Павловне в музыкальной школе. Она взяла на себя преподавание в малышовой группе. Сначала не больно охотно и далеко не все родители приводили ребят на музыкальные занятия к Жанне, но она так поставила дело, что скоро о ней заговорили как о доброй и внимательной воспитательнице.

— Вот вам еще одна ученица, — улыбнулась Нонна Павловна, сажая Ирочку на стульчик рядом с двумя мальчиками, которые слушали игру на рояле.

— Значит, ты сегодня дежуришь по «камере хранения»? — спросил я Жанну.

— Да, я, — она посмотрела на часики. — А вам, дорогие родители, пора на лекцию. Не смею задерживать.

Я никогда не думал, что Люсю так встретят. Стоило ей появиться у трибуны, как все зааплодировали, словно приезжему лектору.

Люсе было задано много вопросов. И по их характеру я понял, что ей поверили. Это было большой Люсиной победой.

Иногда она говорила кому-нибудь, что не сможет сейчас ответить на его вопрос, и обещала это сделать попозже, когда покопается еще в книгах.

После лекции народ долго толпился около Люси, демонстрировавшей перед желающими различные схемы, диаграммы, фотографии.

Летчики попросили начальника Дома культуры почаще устраивать лекции по самым различным отраслям знаний.

— Прошлись бы по домам военнослужащих, посоветовались, — говорил Приходько.

Начальник клуба достал блокнот и записал, по каким вопросам летчики хотели бы услышать лекции. Каких только тем не предложили ему!

— Да где же я вам лекторов найду, — плакался он. — Мы ведь не в Москве живем.

— Кто ищет, тот найдет, — говорил Приходько с усмешечкой. — Надо на массы опираться. У нас же в гарнизоне золото, а не народ.

Слушая Приходько, я думал о Люсе и гордился ею.

ПРЕДДВЕРИЕ КОСМОСА

Пурга мела несколько суток. Старожилы говорили, что давно в марте не бывало такой холодной погоды. День и ночь солдаты с аэродромно-технической роты боролись со снегом. Все было пущено в ход: автомобили с плужными снегоочистителями, грейдеры, дисковые бороны, металлические щетки.

На помощь солдатам бросали летчиков — аэродром должен быть готов к полетам в любое время суток и при любой погоде. Прямо снимали с занятий и уводили на полосу, где нас ждали лопаты и скребки.

А готовились мы в эти дни к тренировочным полетам на практический потолок. По нескольку раз возвращались к каждому положению из инструкции по эксплуатации и технике пилотирования.

Делалось это просто. Один — обычно командир эскадрильи — задавал вопрос кому-то из летчиков, и этот летчик отвечал, а другие, казалось, были заняты своим делом: читали газеты, чертили что-то на обложках рабочих тетрадей, обводили давно написанное и даже переговаривались потихоньку, но стоило только отвечавшему запнуться, начать говорить неуверенно, как тотчас же головы поднимались, в глазах появлялась настороженность.

— Ну это ты хватил! — говорил кто-нибудь. — Очень приблизительно. — И, получив разрешение командира, поправлял отвечавшего.

Приходил на занятия и Александрович. Сидел, слушал, как отвечаем, делал пометки в блокноте. Нас это уже не раздражало. Мы привыкли к врачу, как человек привыкает к своей тени.

Проводя с нами предполетный контроль, командир иногда уступал место за преподавательским столом начальнику связи полка — угрюмому и придирчивому человеку с внешностью рубахи-парня. Тот ставил уже про-мозоливший всем глаза чемоданчик — динамик — на стол, и мы, летчики, раскрывали рабочие тетради, чтобы записывать телеграфные сигналы, которые будет передавать он с помощью ключа.

Динамик пищал то длинно, то отрывисто, а мы ставили точки и тире. Начальник связи проверял написанное нами, заставлял называть приводные других аэродромов. Все это было похоже на школьный диктант.

— Теперь проверьте и подгоните ларинги, — этой фразой он заканчивал занятия. — Нужно, чтобы они были точно у голосовых связок.

Когда наши мозги были порядком забиты всякой всячиной, мы шли на аэродром, чтобы поработать в кабине самолета с арматурой или потренироваться в высотном классе в дыхании под повышенным давлением.

Летчики скоро так привыкли к этому дыханию, что оно уже перестало казаться принудительным. Мы его просто не замечали и могли свободно работать с арматурой и разговаривать по радио с руководителем полетов. Мы все стали Цезарями.

Снегопад прекратился неожиданно. Небо очистилось, и сразу стало по-весеннему солнечно и тепло.

Мы убрали рабочие тетради и пошли на аэродром. Мимо промчались колонной спецмашины. В головном керосинозаправщике ехал дежурный по материально-техническому обеспечению.

— Здорово их Одинцов вымуштровал, — заметил Лобанов.