Перехватчики

«А ведь не так уж давно Мокрушин не знал, что ему делать, когда сорвало ветром струбцинку с элерона, и он стоял на ледяном ветру, прижимая прибор к груди до тех пор, пока не вмешался Герасимов, — подумал я. — Как растут люди!»

…Со стороны все это выглядело несколько забавно. Трое взрослых людей водили по очереди привязанный на веревке магнит по нижней части капота, напоминая чем-то ребят, забавляющихся игрой в «рыболовов». А вокруг самолета беспокойно маячил Одинцов, готовый сбросить с себя длинный реглан и тоже попытать счастья в ужении рыбы.

Сюда же пришел и Александрович, чтобы проверить перед высотным полетом мое кислородное оборудование. Мы иногда ворчали на Александровича, но я знал: никто не хотел бы иметь другого врача.

Самым удачливым рыбаком оказался я. Стоявшие у самолета специалисты готовы были на руках меня носить.

Потом Мокрушин под контролем Одинцова заложил в злополучную щель кусок ветоши и стал привинчивать новый хомут. Тонкие узкие руки техника, казалось, были специально созданы, чтобы работать в труднодоступных местах.

На Жарикова он не злился. Его взгляд как бы говорил: ну что с него взять, молоток — он и есть молоток. Так техники звали молодых, неопытных специалистов, — видно, по аналогии с матросами, величавшими товарищей-первогодков салагами.

Мокрушин попросил меня запустить двигатели, а сам во время их работы смотрел, нет ли где течи топлива.

На старт уже выруливал Лобанов. Вырвавшиеся из сопла газы выбили колодки из-под колес крайнего самолета. Одинцов что-то крикнул ему, взмахнул рукой, но Николай ничего этого не видел и не слышал. Нас обдало теплой волной газа от его самолета.

Мокрушин велел выключить двигатели.

— Полный порядок? — спросил я.

— Полный. — Лицо у него было все еще недовольное.

— Ну что теперь?

— Ничего. Я бы на месте руководителя полетов посадил сейчас Лобанова и не разрешил подниматься, пока не научится правильно рулить по земле.

Я улыбнулся. Техники недолюбливали Лобанова. Кажется, он относился к ним с некоторым пренебрежением. А ведь летчик без техника при теперешних условиях — никто. Даже ремней в кабине сам не наденет.

— Машина на рулении тяжелая, — попробовал я заступиться за Лобанова. — Трудно на ней разворачиваться. — А про себя подумал: «Надо будет поговорить с Лобановым. Опять парень где-то замешкался, а теперь наверстывает упущенное. Снесет он кому-нибудь голову».

— А вы рулите на скорости, а на развороте убирайте газок. Тогда не нужно будет нашему брату залезать в сопло и смотреть, не задуло ли туда чего.

— Пожалуй, это верно.

У Мокрушина была хорошая наблюдательность, и он нередко давал дельные советы.

Одинцов подошел к стоявшим на земле техникам с очередным внушением:

— В дни полетов для вас все летчики равны — что лейтенант, что генерал. И если кто-то из них нарушил инструкцию, ставьте ему под колеса колодки и не выпускайте в воздух до моего распоряжения.

— Надо, чтобы летчики почаще присутствовали на наших технических разборах, — сказал Мокрушин Одинцову. — Тогда бы они не скакали по аэродрому стрекозлами, как этот Лобанов.

«И это верно», — подумал я.

«Как жалко, что мы стали мало общаться с Мокрушиным, — подумал я уже в воздухе. — Подготовка к полетам на новой сложной технике забрала все свободное время. А ведь он, наверное, мог бы во многом и мне помочь».

Найдя оправдание, я, кажется, немного успокоился. Впрочем, думать о постороннем было и не время. В этом полете мне предстояло забраться на такую высоту, на которой я никогда еще не был. Именно «забраться», а не подняться, потому что для подъема не нужно столько усилий.

Полет на высоту, наверно, можно было бы сравнить с проходкой турбобура сквозь всевозможные пласты породы. Такие же пласты, только не видимые глазом, имеются и в небе. И в каждом из них нужно держать свою скорость и угол набора высоты. Стоит летчику нарушить режим полета — и очередной воздушный пласт не пропустит самолет кверху.

«Наивыгоднейшая скорость набора — вот одно из главных условий при полетах на перехват противника в стратосфере», — думал я, следя за показаниями приборов.

На нужных высотах я менял режимы работы двигателя, включал форсаж и постепенно продолжал карабкаться вверх.

Уже давно перестали быть видимыми отдельные предметы на земле: дома, шоссейные и железные дороги. Даже областной центр с его многочисленными заводами и фабриками казался каким-то серым пятнышком. Такими же пятнышками казались и многокилометровые лесные массивы. Тоненькой, едва видимой паутинкой вилась меж ними широкая полноводная река, около которой стоял наш поселок. Его с этой головокружительной высоты даже видно не было.

Еще недавно о полетах на такую высоту могли только мечтать. И лишь отдельные смельчаки на огромных наполненных легким газом шарах достигали стратосферы. Не каждому из них удавалось вернуться обратно. А теперь сюда мог залететь любой из наших летчиков и снова благополучно спуститься.