Перехватчики

Я представил ее вечно болтающуюся без дела, выспавшуюся днем и страдающую бессонницей ночью. Она позвонила мне, чтобы как-то развлечь себя, поговорить о чем-нибудь. А я начал ее утешать, забыв, что она не выносит утешений.

— Ты не хочешь, чтобы приезжала моя мама? — спросил я.

— Какое мне платье надеть к ее приезду?

— Ты хочешь понравиться ей?

— Что мне ей приготовить? Я хочу с утра сходить в колхоз за продуктами.

Слабый Люсин голос неожиданно потонул в грохоте, который вырвался из висевшего над головой динамика:

— Я Сокол, двести восемнадцать. Полюс! Я Сокол, двести восемнадцать. Полюс!

Полюс! Это же сигнал потери летчиком ориентировки в воздухе.

На мгновение в моем воображении появился летящий в ночи самолет. Кругом темнота, где-то бродят грозы, и летчик там, в черной вышине, не знает, куда ему лететь, и мало уже горючего в баках, и нужно садиться.

Потом я вспомнил инструктаж начальника штаба перед заступлением на дежурство. Он подробно рассказал, как действовать в самых различных случаях.

— Я Сокол, двести восемнадцать. Полюс! — продолжал передавать на землю незнакомый голос.

Я положил трубку на рычажок, забыв в это мгновение и о Люсе, и о матери, которая должна приехать.

Немедленно связался с дежурным по средствам ЗОС, приказал включить приводные радиостанции, освещение посадочной полосы, вызвать на старт прожекторы.

Командный пункт ожил. На лицах людей уже не было того скучающего выражения, которое я видел минуту назад. Сон и усталость отошли на второй план.

Дежурный радиотехнической службы, игравший в шахматы со свободным планшетистом, немедленно распорядился, чтобы включили радиолокационную станцию, пеленгатор. Другой планшетист, занятый подшивкой кальки в альбом, встал к столу наведения.

За несколько секунд все было готово, чтобы оказать помощь заблудившемуся летчику.

Я взял микрофон.

— Сокол, двести восемнадцать! Я Мортира, шестьдесят, как слышите?

— Слышу хорошо, — ответил летчик.

— Запросите пеленг. — Я назвал наименования пеленгаторов, у которых нужно было запросить пеленг, и мне было слышно, как летчик выполняет мое указание.

Дежурные на радиопеленгаторах тотчас же засекли курс самолета, а планшетист определил его место.

Нам стало известно, где находится самолет, его удаление от КП, в каком направлении нужно концентрировать внимание оператора радиолокационной станции.

Снова загорелась лампочка на телефонном концентраторе. Я снял трубку.

— Нас разъединили, Алеша, — говорила Люся.

— Подожди, дорогая. Сейчас некогда, — я повесил трубку и спросил у летчика, сколько горючего в баках.

Он ответил. По расчетной таблице я определил, что горючего хватит, чтобы прийти на аэродром и сесть.

«Буду сажать». Я посмотрел на часы: было без десяти три, и соединился по телефону с квартирой командира полка.

Он взял трубку удивительно быстро: армейская жизнь приучила к чуткому сну.

— Сажайте, — было ответом. — Сейчас приеду.

Я снова связался с самолетом, дал нужный курс. Назвал частоту и позывные нашего привода, на которую он должен настроить свой радиокомпас.

Планшетисты уже вели прокладку пути самолета. Красные черточки лепились одна к другой. Каждая черточка — километр пути.

Один раз летчик уклонился в сторону от нашего аэродрома, это тотчас же зафиксировали операторы у индикаторов кругового обзора, штурман наведения дал поправку.

Красная линия с цифрами, показывавшими высоту полета самолета, приближалась к аэродрому.

Я связался с ответственным за прием и выпуск самолетов, велел ему включить стартовую радиостанцию на тот же канал, на котором работал летчик, и сажать самолет.

В открытую дверь КП ворвался свист реактивного двигателя, тонкий, с мягким звоном. Его не спутаешь ни с каким другим звуком. Он запоминается сразу и навсегда. Когда я слышу этот свист на стоянке или в воздухе, то уже не могу ни о чем думать, кроме самолетов, которые мы получили и теперь осваиваем.

Самолет был над аэродромом. Теперь за него принялся дежурный стартового командного пункта.

Мы с облегчением вздохнули. Расчет командного пункта почувствовал себя свободнее. Быстро навели порядок на столах, знали: вот-вот должен был подъехать командир полка.

Я поднялся по лесенке наверх, и в это время вспыхнули прожекторы, облив землю изумрудно-золотистым светом. Лучи скользили по самой земле, высвечивая на ней каждый камешек, каждую травинку. Но самолет пока еще летел в темном небе. И были видны только красный и зеленый огоньки. Но вот он нырнул в море огня, и аэронавигационные огоньки померкли, зато весь он превратился в зеркальную стрелу, несущуюся над полосой с пронзительным свистом. Когда самолет приземлился, прожекторы потухли, и отступившая кверху темнота снова легла на спящую землю.

— Привезите летчика на КП, — сказал я шоферу дежурной автомашины и велел планшетистам задернуть занавесками висевшие на стенах схемы и таблицы.

Летчик вошел с бортжурналом в руках, и я сразу узнал его по квадратному скуластому лицу в веснушках, которые были с кулак величиной и такие яркие, словно их еще накрасили сверху коричневой краской.