Перехватчики

Идея с пароходом принадлежала Семенихину. Начальник строевого отдела хотел всех отправить до областного, центра на обычном рейсовом пароходе, но замполит сказал, что это неторжественно, и договорился с областным управлением речного флота, чтобы подали к пристани небольшой удобный пароходик.

Пароход пришел утром. Женщины украсили палубу разноцветными флажками и гирляндами из хвойных веток и живых цветов. В этом деле помогали им и молодые солдаты.

Военторг должен был открыть на пароходике буфет.

Через полчаса Лерман вернулся и сказал, что пароход готов.

— Там и замполит. Передал, чтобы все готовились к построению.

— Хорошо. Сейчас дадим команду.

На построении был весь личный состав полка. Уходившим в запас воинам вручили похвальные листы. А потом все строем во главе с духовым оркестром направились к пристани. Чемоданы демобилизованных несли друзья-солдаты.

Сюда же пришли и жители окрестных деревень, девушки. Прямо на лужайке устроили танцы. Лерман танцевал с полногрудой голубоглазой блондинкой.

«Костюм ему, конечно, она отутюжила», — подумал я. Нет, на «синий чулок» она совсем не была похожа в своей прозрачной нейлоновой кофточке.

Кто не танцевал, разбились на небольшие группки, разбрелись по берегу. Новенькие, еще ни разу не стиранные гимнастерки и френчи мешались с разноцветными платьями. Я невольно удивился: почти у всех солдат были девушки. Когда и где они только успелиперезнакомиться?! Вот уж действительно: гони природу в дверь, она влетит в окно.

Полковые фотографы то и дело щелкали затворами аппаратов. Вот обнялись Брякин и Абдурахмандинов. Позируют перед фотографом. Раньше они не больно дружили — коса находила на камень.

Брякин сказал:

— Ты, Шплинт, подыщи для меня тепленькое местечко. Это на всякий случай.

— Приезжай. Работа найдется. — Потом он что-то сказал брату на родном татарском языке. Брат закивал головой.

— Наказываю, чтобы служил лучше, — пояснил он Брякину. — С бабами не гулял. У него жена дома.

— Так рано?! — удивился Брякин.

— Тем лучше. Скорей ребенки вырастут.

— Мы за ним посмотрим, — Брякин растянул в ухмылке рот и подмигнул младшему брату Абдурахмандинова.

И все захохотали.

Команду демобилизованных возглавил Сливко. Ему поручили это дело как бы по совместительству, потому что он ехал в окружной госпиталь, тот самый госпиталь, где когда-то работала Люся и лежал Одинцов, в тот самый город, где совсем недавно стоял наш полк.

Настроение у Сливко было неважнецкое. Он, видимо, мало верил в то, что ему удастся подлечить глаза и снова вернуться на летную работу. А ехал он туда, скорее, затем, чтобы все-таки не упускать последнюю возможность. Мало ли чудес в авиации! Ведь летал же Маресьев без ног. А всемирно известный летчик-испытатель Анохин и по сей день летает без глаза.

Но так или иначе, а майор Сливко сказал кое-кому из товарищей, что, если «номер не удастся», он обратно вряд ли приедет. Он не может видеть самолеты, по не летать на них. Лучше уж будет добиваться, чтобы демобилизовали, и уедет в свой колхоз, где когда-то работал на стареньком «Универсале». Правда, теперь там тоже другие трактора, но как-нибудь прицепщиком-то его возьмут.

Говоря так, Сливко, может, немного и рисовался, но о том, что он собрался уйти в отставку, мы все догадались, как только увидели его прощание с товарищами.

Сливко обходил нас, протягивая большую волосатую руку. В свое рукопожатие он вкладывал все, что не мог и не умел сказать товарищам, с которыми жил, летал вместе.

К капитану Кобадзе он подошел в последнюю очередь. Они молча посмотрели друг другу в глаза, усмехнулись, а потом неожиданно для всех порывисто шагнули навстречу друг другу и обнялись.

— Ничего, старик, все будет хорошо, — Кобадзе похлопал майора по широкой спине. — Где наша не пропадала! — Его губы чуть-чуть подергивались, а голос, всегда такой звонкий и веселый, стал глухим и очень тихим.

Майор ничего не ответил. Мы видели, как залились краской его короткая шея и затылок. Чувствовалось, оба были сильно взволнованы, и это волнение передалось нам.

Еще бы! Прощались два старых ветерана войны. Оба они бок о бок прошли с боями от Сталинграда до Берлина, вместе делили горести поражений и радости побед, вместе ели и пили, вместе спали, вместе проводили время.

И вот настал день, когда дороги их должны были разминуться, и, вероятно, навсегда.

Послышался третий гудок. Убрали сходни. Уходившие в запас солдаты стояли у перил и махали старенькими пилотками. Сейчас их отделяла от нас только узенькая полоска воды.

— Напишите, как устроитесь, — кричал Лерман, сняв с головы новенькую фуражку.

Какая-то девушка всхлипнула вдруг и уткнулась головой в грудь подруге. Кто знал, что творилось в эту минуту у нее на душе.

— Не забывайте о нашем разговоре, — сказал Семенихин майору Сливко.

— Ладно, — он последним перемахнул через перила, посмотрел на капитана парохода, и тот что-то сказал в переговорную трубку.

Внутри парохода загудел двигатель, но тотчас же его шум заглушил выстроившийся на корме оркестр.

Стоявшие на берегу люди пошли вслед за пароходом.