Перекличка Камен. Филологические этюды

Обер-прокурор Синода Победоносцев хотя и простер над Россией совиные крыла, но сектантов в отличие от своего литературного потомка Победина из «Пелагии и красного петуха» тайно убивать не приказывал. Здесь Борис Акунин, увы, уже почти клевещет[1052] на реальное лицо и на самое Историю, поддаваясь соблазну причудливого мифа-миража о Победоносцеве, мифа, который можно назвать и советским, и вместе с тем либеральным. Балерина же Кшесинская в амурных отношениях с представителями дома Романовых отличалась несколько большей избирательностью, чем Снежневская из «Коронации…». Более строго соответствуют своим прототипам персонажи третьестепенные, такие как граф Корчаков или посол граф Гнатьев. Но с персонажей, являющихся лишь деталями пестрого фона в романах, спрос невелик. Пусть называются да соответствуют…

Легкое переиначивание реальных фамилий – конечно, не открытие Бориса Акунина. Прием это почти цитатный – так действовал Лев Толстой в «Войне и мире». Но у Толстого цель была иная: он снабжал полуподлинными фамилиями персонажей, так сказать, откровенно вымышленных. И соответствие реальным лицам для него было важно не всегда. Так, если Денисову приданы некоторые черты характера и биографии Дениса Давыдова, то для образа Андрея Болконского или для образов персонажей из семейства Курагиных существенно простое сходство с фамилиями Волконский или Куракин, но не с конкретными подлинными лицами русской истории. Что до фигур исторических, то здесь Толстой, не в пример Борису Акунину, точен: Кутузов у него не Картузов, а Сперанский – не Спорынский…

А зачем эти параллели нужны Борису Акунину? Для исторического колорита? Да. Но не только. Поиск соответствий превращается в игру с читателем: тот ждет «рифмы» имен персонажей и исторических фигур, ну так лови ее скорей!.. Это нечто вроде экзамена по истории, причем «хорошист» найдет соответствия, а «отличник» отметит и несовпадения. Только этого мало: автор зрит сквозь целое столетие. И проницательному взору открываются уже соответствия иного рода. Так, имя шефа жандармов Мизинова – Лаврентий – рождает ассоциации с товарищем Берией, а мысль жандармского офицера Смольянинова (человека очень хорошего, правда!) «У жандарма должны быть чистые руки» (роман «Статский советник») рождает гулкое эхо в веке двадцатом. От III отделения до ВЧК – один шаг…

У Бориса Акунина и вымышленные персонажи то кивают на современность, то «косят» под ее героев. Если у московского пристава, крепко замешанного в бандитских разборках, фамилия Солнцев и этот Солнцев разделался с люберецким «авторитетом», то тут добрым м'oлодцам намек на нынешних «солнцевских» да «люберецких» («Любовник Смерти»).

Дальше – больше. Намеками на день сегодняшний испещрены все романы Бориса Акунина. Московский градоначальник князь Долгорукой взимает с купечества твердою рукою сборы на строительство Храма Христа Спасителя («Смерть Ахиллеса»), прошел пушкинский юбилей, и каждый московский извозчик знает об Александре Сергеевиче (тот же роман). У московского градоначальника сложные отношения с верховной властью, один из «камней преткновения»: должность начальника московской полиции. «Московские» желают поставить на нее своего человека (Долгоруцкой полуобещает этот пост Фандорину), а «питерские» – своего[1053]. Царский «сатрап» генерал Храпов убит террористом посредством кинжала, на рукоятке коего надпись – литеры «Б.Г.» (роман «Статский советник»). Нет, нет, Борис Гребенщиков здесь ни при чем, эта аббревиатура значит «Боевая группа», хотя вообще-то она звалась «Боевая организация»[1054]. Преуспевающий банкир Авессалом Эфраимович Литвинов удивительно похож на неудачливого политика Бориса Абрамовича Березовского – и внешностью, и манерами, и речью. Фамилия тоже знаковая, точнее же, «уликовая» – производна от фамилии близкого к Борису Абрамовичу полковника ФСБ Литвиненко, разделившего со своим патроном тяготы лондонского изгнания. Возможны и другие толкования, например ассоциации с известным диссидентом советских времен Литвиновым, иронически представляющие прототип Авессалома Эфраимовича изгнанником – страдальцем за свободу слова (коим себя означенный прототип и именует). Или не менее ерническая параллель с советским дипломатическим представителем большевистской России в Лондоне М.М. Литвиновым, который на берегах туманного Альбиона был арестован в октябре 1918 года англичанами за коммунистическую пропаганду. В тенетах этих отнюдь не странных сближений бывший секретарь Совета безопасности превращается в чрезвычайного и полномочного посла России в Лондоне, коий, правда, в отличие от «предшественника» проповедует антикоммунизм, и его никак не могут изловить не благосклонные к нему англичане, а злосчастная российская Фемида…