Перекличка Камен

Однако другие мемуаристы указывают, что уже сразу после обнаружения коня Кутайсова удостоверились в гибели генерала: «Скоро по возвращении моем на батарею увидели скачущую полем лошадь графа Кутайсова. Ее поймали. Седло и стремя были окровавлены. <…> Не оставалось сомнений в судьбе его постигшей <…>»[215]; «[в]скоре потом увидали бурого коня, стоящего неподвижным не в дальнем расстоянии от батареи, где мы находились. Мы вместе с <…> Сеславиным подошли к лошади и увидели, что она облита кровью и обрызгана мозгом, что убедило нас в невозвратной потере для всей российской армии достойного ее начальника»[216].

М.И. Кутузов известил графа И.П. Кутайсова, отца генерала, о смерти сына только 24 сентября, когда признал все надежды на пребывание его в плену тщетными[217]. Из списков генерал Кутайсов был исключен умершим только 21 октября 1812 года.

В Петербурге некоторое время полагали, что Кутайсов попал в плен: «Граф Кутайсов пропал. Полагают, что он взят в плен <…>» (запись в дневнике Н.Д. Дурново от 30 августа 1812 года[218]).

В «Войне и мире» смерть Кутайсова обсуждают в петербургском свете после получения известия о Бородинском сражении от М.И. Кутузова: «В известии Кутузова сказано было <…> о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. <…> [П]ечальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались со словами:

–<…> А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!» (т. 4, ч. 1, гл. II [VII: 12])

Толстой неточен: о гибели Кутайсова в этом донесении Кутузова не сообщалось, главнокомандующий еще не был в этом уверен[219].

Остраненно-ироничное упоминание писателя о сожалении столичного света по поводу смерти Кутайсова объясняется, очевидно, тем, что гибель генерала стала восприниматься как идеальный образец героического поведения и эта героика заслонила личность, живого человека. Показательно, что Толстой не упоминает о гибели Кутайсова в «бородинских» главах «Войны и мира».

Багратион «не удостаивается» сожаления света, поскольку он один из симпатичных писателю русских генералов, а печаль великосветского Петербурга о тяжелой (оказавшейся смертельной) ране Багратиона может только дискредитировать этого героя «Войны и мира» в глазах читателя, принимающего толстовскую систему координат. Н.А. Тучков «избежал» «наказания» великосветской печалью, поскольку место предмета скорбных разговоров автор уже отдал Кутайсову.

«Повредили» Кутайсову в глазах писателя и те велеречивые слова, которыми его прославляли историки событий 1812 года. Вот как, например, пишет о Кутайсове Ф.Н. Глинка: «Одного из этих храбрых видел я накануне на большой батарее при Бородине. Он был в цветущих летах, умен и привлекателен. <…> Товарищи и подчиненные не могли налюбоваться его храбростию, обходительностию, его воинскими дарованиями. Глядя на него, так легко было вспомнить о молодом паладине средних веков! <…> Юность, осанка, мужество – все соединялось в живом, бодром воине: это был граф Кутайсов, командир всей артиллерии при Бородине»[220]. Толстой такой эффектной и прекрасной внешностью может «одарить» только несимпатичного ему Анатоля Курагина.

Возможно, Толстому неприятны и неисполнительность, и непослушание Кутайсова по отношению к Кутузову: ко 2-й армии начальник артиллерии отправился без приказания главнокомандующего, сетовавшего, что генерала никак нельзя найти на положенном месте. Об этом упоминает Ермолов[221].

Как генерал Раевский чуть полковником Бергом не стал

Накануне оставления Москвы русскими войсками, когда Ростовы собирают имущество, чтобы покинуть город, к графу Илье Андреевичу приходит его зять полковник Берг и просит дать ему одного из графских мужиков для перевозки «шифоньерочки и туалета», которые Берг присмотрел в доме графа Юсупова. Но прежде он пафосно говорит о геройстве русских солдат:

«– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – “Россия не в Москве, она в сердцах ее сынов!” Так, папаша? – сказал Берг» (т. 3, ч. 3, гл. XVI [VI: 325].