Перекрестки

Когда она наконец добралась до квартиры Антонио, там пахло жареным луком. На журнальном столике в гостиной лежала коробка с “Монополией” – доказательство веселого дня. Антонио услышал, что она вернулась, и вышел из кухни.

– Расс звонил. Перезвони ему.

Мэрион подумала, Расс каким-то образом почувствовал с Божьей помощью, что она сделала выбор; быть может, он тоже скучал по ней. Однако предчувствие подсказывало другое. Бог дал – Бог взял. В Китсилли не было телефона.

– Он не говорил, в чем дело?

– Позвони ему прямо сейчас. Он оставил аж три номера.

– А Джадсон где?

– Трет сыр. Я положил бумажку с номерами в комнате у телефона.

Так начался остаток ее жизни. Сквозь стеклянные двери хозяйской спальни сочился красивый медовый свет, в саду пищали птицы, из бассейна доносились детские крики, из кухни – запах говядины и жареного лука, над пустующей тумбочкой Джимми висела его картина, старое здание почты во Флагстаффе, над другой тумбочкой – светло-коричневая фотография матери Антонио в филигранной серебряной рамке: первые впечатления остаются с тобой навсегда.

Голос Расса звучал измученно и жалко. Он в больнице в Фармингтоне, штат Нью-Мексико, а Перри… спит. Ему дали сильное снотворное. Попытка… он хотел… Боже милостивый, он пытался себе навредить. Его привезли в больницу, у него забинтована голова, ему дали снотворное. Слава богу, слава богу, его не посадили – хотя полиция догадалась отобрать у него шнурки. Все, что он мог с собой сотворить… у него только жуткая шишка на лбу. Но дело в том… случилось вот что… он спалил крестьянскую постройку на территории резервации. И у него нашли наркотики. То есть это тяжкое преступление, даже два преступления. Адвокат… кошмар, конечно… преступления подпадают под действие федерального уголовного права, но Перри их совершил не в здравом уме. Утром его повезут в Альбукерке, потому что в Фармингтоне никто не хочет брать на себя ответственность. С ним не хотят возиться ни копы, ни шериф, ни больница, ни суд по делам несовершеннолетних, а в Альбукерке есть учреждение для несовершеннолетних, страдающих психическими заболеваниями. И если у Мэрион получится прилететь в Альбукерке, Расс встретит ее в аэропорту.

Все, что сообщил ей Расс, казалось, иначе не могло быть, точно факты, как фрагменты мозаики, сложились в единую картину. Она сама не заметила, как очутилась в патио, сигарета обжигала пальцы. Телефонный аппарат стоял у ее ног, шнур вытянулся до предела. На западе еще золотилось солнце, оттенок его стал темнее, глубже, но это не означало, что Бог оставил ее. С новым мраком пришло умиротворение. Наслаждаться Его сиянием, радоваться ему – такую привилегию нужно заслужить, такой привилегии страшно лишиться. Теперь, когда ее настигла надолго отложенная кара, ей не о чем беспокоиться, не с чем бороться. Ее защищает суд Божий, ей остается лишь радостно принять Его сердцем.

– Мэрион? Ты здесь?

– Да, Расс. Я здесь.

– Это ужасно. Ничего хуже быть не могло.

– Знаю. Это я виновата.

– Нет, это я виноват. Я тот…

– Нет, – отрезала она. – Ты не виноват. Пожалуйста, позаботься о том, чтобы за Перри было кому присмотреть. И если ему ничего не угрожает, пожалуйста, ляг поспи. Попроси у медсестер снотворное.

Сквозь далекое шипение послышался всхлип.

– Расс… Милый… Попытайся поспать. Обещаешь? Ради меня.

– Мэрион, я не могу…

– Перестань. Я завтра приеду.

Никогда еще она не чувствовала себя настолько спокойной. Казалось, покой наполнил ее до глубины души. Все, что она делала дальше – занесла телефон в дом, отыскала свой билет на самолет, позвонила в авиакомпанию, снова коротко переговорила с Рассом, позвонила Бекки, объяснила Джадсону, что планы изменились, заверила его, что Бекки в Чикаго встретит его в аэропорту, наконец села и съела, не спеша и с удовольствием, три хрустящие тако, из которых капал теплый говяжий жир, – вернуло ей почву под ногами. Она не боялась того, что ей предстоит, не боялась встретиться с Перри и разбираться с последствиями, потому что ноги ее коснулись дна, и под ними был Господь. Ее жизнь подошла к концу и началась сначала. Ты, как в ту ночь, спокойна и ловка, ты вся – порыв, способность, мощь: забавно, что именно Брэдли подметил это в сонете. Жаль, что спокойствие не снизошло на нее днем раньше, прежде чем она поехала к нему домой. Она могла бы сказать ему все, а не почти ничего, хотя, возможно, ему это и неважно: он ведь не знает Бога.

Утром в аэропорту, познакомившись со стюардессой и сотрудником аэропорта, Джадсон спросил, почему ему нельзя на неделю остаться с Антонио. Глаза у него опухли, он не выспался, его все раздражало. Мэрион спала на диво хорошо, ни разу не проснулась. Худшее уже случилось, его не надо бояться.

– Тебе будет весело с Бекки, – ответила она. – Спорим, она сводит тебя в пиццерию.

– Бекки до меня нет дела.

– Разумеется, ей есть до тебя дело. Вот тебе возможность побыть с ней вдвоем.

Джадсон посмотрел на свою кинокамеру.

– Когда вернется Перри?

– Не знаю, милый. У него был срыв. Возможно, вы не скоро увидитесь.