Перекрестки русского авангарда. Родченко, Степанова и их круг

Вещи – это не только окружающие предметы, но и вещи, представленные в картинах, вещи как сами живописные работы. Слово «натюрморт» тут относится не столько к рисованию обычной постановки, сколько к коллажу, причем из необычного материала – обоев. Эти вещи Родченко назвал «Натюрморт (обои)» – светлый, темный и т. д. Для придания иллюзорности в этих наложенных поверх друг друга фрагментах обоев с разным рисунком он затеняет края, подчеркивая многослойность композиции. Настоящая кубистическая штудия в технике коллажа.

Вторая часть выставки «Магазин» – это абстрактно-геометрическая графика. Ни одной линии, проведенной от руки. Все вычерчено тушью, по линейке и циркулю. Есть композиции, в которых преобладают только циркульные линии, есть – состоящие только из прямых. Они беспредметны, орнаментальны, декоративны. Немного напоминают виньетки. В их родословной угадывается этап знакомства Родченко с рисунками английского графика Обри Бердсли. Изысканная, построенная на четко очерченном пятне и тонких линейных и точечных дополнениях «Фигура в кимоно» 1912 года – симбиоз японской гравюры и выверенных линий иллюстраций Бердсли. Именно через линию от графики художников модерна Родченко приходит сначала к беспредметности, а потом и конструктивизму.

Эту тенденцию уловил искусствовед и критик Яков Тугендхольд в своем обзоре выставок 1916 года. Он не пропустил и выставку «Магазин». Очень неодобрительно отозвался о попытках русских художников отойти от национальных корней. Не стоит следовать за Пикассо, превращая картину в геометрическое исследование композиции и используя коллаж из реальных материалов, включая реальные деревянные или железные детали в контррельефах Татлина: «Нельзя магазин железа превращать в художественный храм». Но при этом провидчески написал: «Такова железная логика футуризма, все более и более приводящая его от искусства художнического к искусству инженерному»[21]. Действительно, многих упомянутых выше художников – Малевича, Экстер, Розанову, Веснина, Татлина – сегодня мы считаем причастными к рождению российского дизайна.

В кругу аналитических кубистических композиций, динамичных кубофутуристических работ, рельефов Татлина эта линейно-циркульная графика смотрелась совершенно естественно, органично, как еще один вариант, авторская версия того пути, который позднее приведет художников к геометрической абстракции, минимализму, новой архитектуре и дизайну.

«Я сделаю вещи, которым не будет названия, и их очарованию не будет конца»[22].

Все эти изобретенные системы и приемы работы – не что иное, как авторские художественные программы, авторские композиционные системы, которые в современной цифровой культуре оказалось нетрудно перевести в формат графических программ и «стилей». Понимая здесь под «стилем» не исторические стили, а именно стилистические имитации средствами компьютерной графики. Формализация этих авторских композиций возможна, поскольку подобные произведения всегда создавались как серии, что предполагало наличие внутренней логики, алгоритма, а также определенного повторяющегося типа элементов в композиции. У Малевича – это плоские цветные прямоугольные или квадратные формы, разлетающиеся в бесконечном белом пространстве. У Родченко – это пересекающиеся геометрические контуры, очерченные циркулем и линейкой. У Татлина – изгибающиеся плоскости из металла в сочетании с геометрическими объемами и поверхностями с различной фактурой реальных материалов.

«Малевича вещи мне нравились больше других, кроме, конечно, Татлина. Они были свежи, своеобразны и не похожи на Пикассо. Но сам Малевич не нравился. Он был весь какой-то квадратный, с бегающими неприятными глазами, не искренний, самовлюбленный, туповато односторонний. Подошел ко мне и сказал:

– Вы здесь единственный, но знаете ли, что Вы делаете?

Я ответил: “Не знаю!..”

– Знаете, что все, что они делают, старо и подражательно. Все это уже кончено. Идет новое, наше русское. И я делаю его, приходите ко мне, а у Вас интуитивно оно уже есть, оно носится в воздухе! – и дал адрес. Я часто ходил к Татлину и очень его уважал и считал тогда, как и теперь, за талантливого мастера, а потому рассказал ему все про Малевича.

Он ответил: “Не ходите к нему!”

И я не пошел»[23].

Татлин был в этот момент образцом художника, мастера, наставником для Родченко. Он был старше на шесть лет, уже участвовал вместе с Малевичем и другими художниками русского авангарда в радикальных выставках. Да и житейский опыт был больше. В своих воспоминаниях о Татлине Родченко пишет, что учился у него отношению к вещам, людям, жизни. Как у бывшего матроса в его мастерской на Старой Басманной всегда было прибрано и чисто.

«Это настоящий русский художник, который, хотя и любит славу, но… ждет… и может ждать. И я уверен, что она еще придет к нему. Только настоящие русские художники могут так работать, годами не пользуясь принадлежащим им успехом, и с большим трудолюбием и простым чистым вкусом работать на неизвестное будущее вплоть до смерти.