Перекрестки сумерек

Айя, заявлений, он провозгласил себя Лжедраконом. Теперь-то он, может, и хранит молчание, но сказанное уже нанесло немалый ущерб. Некоторые из захваченных вместе с Габрелле и Тувин сестер относились к Красным так, словно считали, будто те по меньшей мере угодили в ими самими же и выкопанную яму. И тем не менее Тувин улыбалась Логайну самым глупейшим образом. Габ-релле в голову пришла ошеломляющая мысль, и она прикусила губу изнутри. Да, правда, Десандре и Лемай приказали всем сестрам добиться задушевных отношений с Аша'манами, которые удерживают их узы, – мужчин надо убаюкать, прежде чем сестры сумеют сделать что-нибудь полезное, – но Тувин открыто принимала в штыки любое приказание и той и другой сестры. Ей вообще претило им подчиняться, и она, возможно, заартачилась и отказалась бы повиноваться, не будь Лемай тоже Красной. Причем не важно, насколько она признавала, что поступает правильно, что это необходимо. Или дело в том, что больше никто не признавал ее власти, раз она привела их к плену. Эта мысль ей тоже была ненавистна. Однако именно тогда Тувин начала улыбаться Логайну.

Если так оно и было, то как Логайн, находясь на другом конце ее уз, мог принимать ее фальшивую улыбку за чистую монету? Габ-релле уже подступалась к этому вопросу, хотя ни разу и близко не подошла к тому, чтобы распутать этот клубок. Он слишком многое знал о Тувин. Достаточно знать цвет ее Айя. Тем не менее Габрелле ощущала в нем столь же мало подозрительности, когда он глядел на Красную Сестру, как и при взгляде на нее саму. Едва ли Логайн был совершенно свободен от всехподозрений; казалось, он был недоверчив ко всем. Но все-таки меньше – к любойсестре, чем к какому-нибудь Аша'ману. Впрочем, и в этом нет никакого смысла.

Он – не дурак,напомнила девушка себе. Тогда почему? И почему тогда – Тувин? Что она-то замышляет?

Внезапно Тувин обратила свою лучезарную улыбку к ней и заговорила так, словно Габрелле по меньшей мере один из этих вопросов произнесла вслух.

– Когда ты рядом, – сказала она еле слышно, на выдохе, – он едва помнит обо мне. Ты, сестра, его самогопленила.

Застигнутая врасплох, Габрелле невольно вспыхнула. Тувин никогда сама не заводила разговора, и было бы крайним преуменьшением сказать, что она не одобряет поведения Габрелле в отношениях с Логайном. Обольстить Логайна представлялось наиболее очевидным способом подобраться к тому, чтобы узнать его планы, определить его слабости. В конце концов, пусть лучше он и Аша'ман, но она-то задолго до его рождения была Айз Седай, и вряд ли ее назовешь совершенно невинной, когда дело доходит до мужчин. Логайн, когда понял, что она делает, был настолько изумлен, что Габрелле чуть было не подумала о нем как о невинном.И, похоже, сглупила. Как выяснилось, игра в доманийку таила в себе множество сюрпризов и несколько ловушек. Хуже того – там скрывался капкан, о котором она не могла поведать никому. Нечто такое, что – этого она очень боялась – знает и Тувин, пусть хотя бы и частично. Но, значит, всякая сестра, последовавшая за нею, тоже должна знать об этом, и Габ-релле полагала, что так оно и есть. Никто ни словом не обмолвился об этой проблеме, и, разумеется, никто, скорее всего, ничего и не скажет. Хотя Логайн и маскировал узы тем грубым способом, который, по убеждению Габрелле, все равно позволял ей все обнаруживать, как бы хорошо тот ни прятал свои чувства, но иногда, когда они делили ложе, он позволял маскировке соскользнуть. Говоря без преувеличений, результаты были… потрясающи. В те моменты не было ни спокойной сдержанности, ни хладнокровия исследователя. Вообще камня на камне не оставалось от здравомыслия.

Габрелле поспешила вызвать перед своим мысленным взором заснеженный ландшафт и сосредоточила на нем свой разум. Деревья и валуны и ровный покров белого снега. Ровный, холодныйснег.

Логайн не оглянулся на нее; он ни жестом, ни заметным движением, совсем ничем не показал этого, но узы сказали ей, что ему известно о ее секундной потере самоконтроля. Да этот мужчина до краев наполнен самодовольством. И удовольствием!Габрелле оставалось лишь сдерживать себя, чтобы не взорваться от возмущения. Но он-то ждет, что она станет кипятиться, чтоб ему сгореть! Он же должен знать, что она ощущает через узы. Однако если дать волю гневу, то это только наполнит его радостью!И он даже не старался этого скрывать!

Как заметила Габрелле, на лице Тувин играла легкая, довольная улыбка, но на раздумья времени у нее не осталось.