Перекрестки сумерек

– Сине, если ты в самом деле намекаешь, что главы Айя сговаривалисьо том, кто войдет в Совет Башни… Я никогда не слышала большей бессмыслицы! Если именно таково твое предположение, то почему выбор пал на пятерых случайных женщин, а шестую выбрали не случайно?

– Да, именно я так и думаю. Поскольку вы держите меня практически под замком, у меня была уйма времени для размышлений, да мне больше ничего и не оставалось. Ниточку мне дали Джулайн, Рина и Андайя, а Феране заставила меня все проверить.

Что имела в виду Сине, говоря, что Андайя и другие дали ей ниточку? Ах да, конечно. Вообще-то ни Рина, ни Андайя еще не должны были бы входить в Совет, учитывая их возраст. Привычка не говорить о возрасте очень скоро превратилась в обыкновение совсем о нем не задумываться.

– Две – возможно, это просто совпадение, – продолжала Сине, – пусть даже три, хотя и с большой натяжкой, но не пять же. За исключением Голубой, Коричневая – единственная Айя, из которой к мятежницам примкнули две Восседающие. Наверняка есть причина, почему они сделали такой странный выбор. Возможно, я сумею ее отыскать. Но этот пример, Юкири, эта головоломка показательна, и, есть в ней рациональное зерно или нет, что-то подсказывает мне: нам лучше разгадать ее прежде, чем мятежницы доберутся сюда. У меня такое ощущение, будто чья-то рука лежит у меня на плече, но когда я оглядываюсь, позади никого нет.

Натяжкой можно было считать предположение о том, что главы Айя вообще пойдут на сговор. Но тогда,подумала Юкири, заговор Восседающих – абсолютно противоестественная вещь, а я – в самой гуще заговора.И был еще один простой факт: никто за пределами Айя не должен был знать глав Айя, однако главы Айя вопреки всем обычаям знали друг друга.

– Если это головоломка, – устало промолвила Юкири, – у тебя будет много времени, чтобы ее разрешить. До весны мятежницы Муранди не покинут, что бы они ни говорили простому люду, а марш вверх по реке займет не один и не два месяца, даже если они сумеют надолго сохранить свою армию. – В том, что это им удастся, Юкири больше не сомневалась. – Ступай обратно в свои комнаты, пока кто-нибудь не увидел нас здесь, под прикрытием малого стража. И поразмысли над загадкой, – сказала она, вовсе не желая обидеть Сине и положила руку ей на рукав. – Потерпи, это ничего, что за тобой присматривают. Нам всемнадо убедиться, что тебе ничто не угрожает.

Если бы Сине не была Восседающей, выражение ее лица можно было бы назвать сердитым, будь это кто другой, а не Восседающая.

– Я еще раз поговорю с Саэрин, – заявила Сине, но окружавшее ее сияние саидарпогасло.

Юкири с тяжелым сердцем смотрела, как Сине идет к Бернай-ле, а затем вместе с ней плавной походкой направляется по изгибающемуся коридору в сторону занимаемых Айя апартаментов. Вид у обеих женщин был настороженный, как у оленей в лесу, где рыщут волки. Какая жалость, что мятежницы не доберутся сюда раньше лета. Тогда, по крайней мере, появление мятежниц у Тар Валона снова объединит Айя, и сестрам не нужно будет крадучись пробираться по Белой Башне. Если бы у желаний были крылья,с печалью подумала Юкири.

Полная решимости держать свое настроение в узде, Юкири двинулась к Мейдани и Леонину. Ей нужно выследить Черную Сестру, и она теперь понимала, с какого боку подступиться к подобной головоломке.

Гавин разом, как от толчка, открыл глаза – на погруженный во мрак сеновал нахлынула новая волна холода. Обычно ночной холод крепкие каменные стены коровника не пропускали, разве что мороз был трескучий. Снизу доносился приглушенный шум голосов; тревоги в них не слышалось. Гавин отвел ладонь от рукояти лежащего рядом меча и поплотнее натянул перчатки. Как и все остальные Отроки, он спал в одежде, натянув на себя все, что только удалось найти. Наверное, пора разбудить кого-нибудь на смену часовым, но сам он уже совершенно проснулся и сомневался, сумеет ли заснуть снова. Так или иначе, он все время спал плохо, беспокойно, его мучили мрачные сны, в которых являлась любимая женщина. Он не знал, где Эгвейн, да и жива ли она вообще. Не знал, простит ли она его. Гавин поднялся, стряхнул с плаща клочья сена, в которое зарылся во сне, и застегнул пояс с висящим на нем мечом.

Он пробирался между спавшими на охапках сена людьми – в сумраке они казались расплывчатыми холмиками, – когда слабое шарканье сапог по ступеням приставной деревянной лестницы подсказало ему, что кто-то взбирается на сеновал. На верху лестницы возникла смутная фигура и замерла, поджидая его.