Когда Суан вернулась, неся деревянный поднос с серебряным чайником и фарфоровыми чашками — и покрытым белой глазурью горшком Майган, — вместе с ней в палатку вошел солдат в кирасе и кольчуге, молодой шайнарец, голова которого была выбрита, за исключением лишь пучка волос на макушке. Впрочем, он был не так уж молод. На темной щеке Рагана виднелся сморщенный белый шрам от стрелы, а его лицо было настолько суровым, каким может быть только лицо человека, каждый час живущего в предчувствии смерти. Пока Суан расставляла чашки, он поклонился, держа у бедра одной рукой свой шлем с полумесяцем на гребне, а другую положив на рукоять меча. Ничто в выражении его лица не говорило о том, что они уже встречались прежде.
— Честь служить вам, Мать, — формально произнес он. — Меня послал лорд Брин. Он просил передать вам: похоже на то, что прошлой ночью был совершен набег по эту сторону реки. В нем участвовали Айз Седай. Лорд Брин удвоил патрули. Он советует сестрам держаться ближе к лагерю. Чтобы избежать инцидентов.
— Разрешите выйти, Мать? — внезапно спросила Суан со слегка смущенным видом, как говорит женщина, которой внезапно захотелось до ветру.
— Конечно, конечно, — произнесла Эгвейн настолько нетерпеливо, насколько ей удалось изобразить, и, едва дождавшись, пока та выбежит из палатки, ответила: — Скажи лорду Брину, что Айз Седай ходят где хотят и когда хотят. — Она едва успела захлопнуть рот, чуть не назвав солдата «Раган», но благодаря этому ее ответ показался даже еще более суровым. Она надеялась, что это так.
— Я передам ему, Мать, — сказал солдат, вновь кланяясь. — Служу сердцем и душой.
Майган слегка улыбнулась, когда он вышел. Она не одобряла солдат — по ее мнению, Стражей вполне достаточно, а солдаты только устраивали неразбериху, с которой другим потом приходилось иметь дело, — но она приветствовала любую мелочь, которая могла указать на раздор между Эгвейн и Гаретом Брином. Или, возможно, точнее будет сказать, что Лилейн приветствовала это. В этом отношении Майган была сторонницей Лилейн до кончиков ногтей. Мирелле просто выглядела озадаченной. Она знала, что у Эгвейн с лордом Гаретом хорошие отношения.
Эгвейн поднялась с места и налила себе чашку чая. И прибавила ложечку меда из горшка Майган. Ее руки были вполне тверды. Лодки были на месте. Через несколько часов Лиане заберет Боде и увезет ее достаточно далеко от лагеря, прежде чем объяснит, что они собираются делать. Ларин должна понести наказание, которое заслужила, а Боде должна сделать то, что должно быть сделано. Эгвейн была еще моложе, чем Боде, когда ее послали выслеживать Черных сестер. Шайнарцы вели свою войну против Тени в Запустении, служа сердцем и душой. Айз Седай и те, кто собирался стать Айз Седай, служат Башне. Оружие против Тени, более крепкое, чем любой меч, и не менее острое для неосторожной руки.
Затем в палатку вошла Романда, полог перед которой откинула Теодрин. Седовласая Желтая приветствовала Эгвейн точно отмеренным реверансом, ни на деление выше или ниже того, который обычай требовал от Восседающей по отношению к Амерлин. Сейчас они не были в Совете. Если там Амерлин была лишь первой среди равных, то в собственном рабочем кабинете она была чем-то немного большим, даже для Романды. Впрочем, она не стала целовать кольцо Эгвейн. Некоторые пределы все же существовали. На Мирелле и Майган Романда взглянула так, словно размышляла, не попросить ли их удалиться. Или, возможно, приказать им. Здесь был тонкий момент. Восседающим надлежало повиноваться, но ни одна из них не принадлежала к ее Айя. И это все же был кабинет Амерлин.
В конце концов она не стала ни просить, ни приказывать, просто позволила Теодрин взять свой плащ, вышитый по краям желтыми цветочками, и налить себе чашку чая. Теодрин не требовалось просить ни о том, ни о другом, и она удалилась в угол, комкая в руках свою шаль и угрюмо надув губы, в то время как Романда уселась на свободный табурет, расправляя шаль с желтой бахромой, которую носила под плащом. Несмотря на шаткие ножки, Романда сидела на табурете так, словно это было сиденье в Совете Башни, а может быть и трон.
— Переговоры проходят плохо, — произнесла она своим высоким, певучим голосом. В ее устах это звучало как официальное заявление. — Варилин кусает губы в замешательстве. Магла тоже в отчаянии, если уж на то пошло, и даже Саройя. Когда Саройя начинает скрежетать зубами, большинство сестер чуть не кричат. — Не считая Джании, каждая из Восседающих, занимавших этот пост до раскола Башни, сумела тем или иным способом добиться своего участия в переговорах. В конце концов, они говорили с женщинами, которых знали еще с тех пор, когда они все заседали в Совете. Еще немного, и Беонин превратится почти что в девочку на побегушках.
Романда прикоснулась губами к чаю и отставила чашку в сторону, не говоря ни слова. Теодрин метнулась из своего угла, взяла у нее чашку, добавила в нее меда и вернула чашку Восседающей, а сама возвратилась в угол. Романда снова попробовала чай и одобрительно кивнула. Лицо Теодрин порозовело.