Перекресток

— Ох, какие к нам хозяева в гости, — присмотревшись и разглядев в темноте Климовского, ответил Герд. — Здравствуй, Толля! У нас без особых новостей, все хорошо, а что же ты так поздно? Зина спит уже, а я вот засиделся, читаю…

С первых же дней знакомства, состоявшегося чуть больше года назад, бледный, со впалыми, приметными глазами мужчина называл Кудесника только так — сокращенным именем с заметным, нарочитым выделением двух букв «л». Поначалу это звучало странно, но теперь стало неким своеобразным, впрочем, совсем ненужным паролем.

— Как смог — добрался, — сообщил Климовский, проходя в помещение следом за Гердом. — Ты Зину не трогай, пусть отдыхает, я тут немножко посижу, чисто символически, и пойду к себе на чердак…

Мансарда в доме, благодаря архитектурному излишеству в виде узкой, крутой и чрезвычайно скрипучей лестницы, имела отдельный вход. Это очень нравилось анархисту, хотя еще ни разу ему не пришлось пользоваться им в «пожарных» или еще каких не благих целях.

— Да у нас сейчас и посидеть не с чем, — сокрушенно отозвался Герд, располагаясь за маленьким приоконным столиком, за которым, похоже, и сидел перед появлением Климовского, во всяком случае, именно здесь лежала раскрытая книга, и стоял стакан с чем-то пахучим, ароматным. — Все холодное, только спиртного, как всегда, вдосталь, но ты ведь не будешь с дороги на голодный желудок…

— Буду-буду, — успокоил его анархист. — А Зину все равно тревожить незачем, завтра утром ей скажешь, что я приехал. Думаю, вы раньше меня проснетесь, хочу отоспаться, устал в дороге что-то, а пока — давай-ка, плесни мне того же, что у тебя в стакане, а потом я возьму баночку каких-нибудь консервов и пойду к себе, там закушу.

— Конечно-конечно…

Герд метнулся по малюсенькой комнатке к буфетику у противоположной стены, прихватил оттуда чистый стакан, критически оглядел его на свет, решил, что все в порядке, поставил на столик, а следом вытащил из-под трехногого табурета, на котором сидел сам, бутылку без опознавательных знаков, заткнутую, впрочем, отличной пробкой и наполненную прозрачной с легкой синевой жидкостью. Аромат можжевельника, мяты, чабреца, каких-то еще освежающих, бодрящих трав разлился по комнате с новой силой.

— Ты не суетись, — попросил Климовский, принимая стакан из рук Герда. — Садись, давай выпьем…

Спирта в таинственной жидкости было не меньше шестидесяти процентов, он обжигал небо, язык, но тут же эти незначительные ожоги обволакивал легкий привкус летнего луга и можжевельника. Каким образом бледнолицему удавалось не перемешивать ингредиенты в напитке, а доставлять их на вкусовые рецепторы языка каждый в отдельности, для анархиста оставалось вечной загадкой… Впрочем, загадок, связанных с Гердом и Зиной и без спиртного было предостаточно.

Чуть больше года назад, прогуливаясь от нечего делать по окрестным лесам во время очередной отсидки «на дне», Климовский, не находя нужного решения, мучительно размышлял, кому бы из своих знакомых, но абсолютно не причастных к инсургентскому движению, доверить практическое беспокойство о маленькой бензоколонке, прозябающей на краю света, на пользующейся дурной славой трассе ведущей в Сумеречный город. Бывший номинальный хозяин, странный, но бодренький еще старичок, помер в начале лета, на его похороны анархист не успел, да и неважно это было, они не дружили при его жизни, и Климовский числился здесь кем-то вроде друга дальних родственников, иногда наведывающегося отдохнуть от городской суеты и дел в глуши.

В лесу Климовский и встретил странную парочку — мужчину и женщину — исхудавших, явно оголодавших и даже слегка одичавших, одетых в чудные, безразмерные, серые хламиды с таинственными буквами и цифрами над левым нагрудным карманчиком. «Герд Залов и з… Зина», — представился за себя и промолчавшую женщину бледнолицый, несмотря на летнюю пору и давнее шатание по лесу мужчина. То, как он замялся, называя свою спутницу, от внимания анархиста не ускользнуло, но поначалу он решил, что пришелец ниоткуда просто не знал, как лучше назвать её: полным ли именем или сокращенным. А потом эта странность первой встречи исчезла под нагромождением других…

Неожиданно расщедрившийся на добрые поступки Климовский вывел из леса, по их собственному признанию, заплутавшуюся парочку, пригласил в дом, накормил чем-то консервированным, для себя готовить каждый день ему было лениво, дал переодеться в старые дедовы тряпки. Ничего женского, естественно, у покойного старичка не нашлось, и Зина выглядела презабавнейше в оказавшихся ей в пору мужских штанах моды прошлого века, в тесной для её груди клетчатой рубашке, но и её спутник смотрелся не лучше в меньших по размеру обносках, больше напоминая в них огородное пугало, чем нормального человека. При этом свои вещи, вплоть до нижнего белья, почти одинакового у обоих, странная парочка не стала стирать, а как-то даже торжественно сожгла за домом, возле небольшого сарайчика. Климовскому тогда показалось, что таким образом они символически избавляются от своего прошлого… Но выглядело это в чем-то немножко забавно…