Глядя поверх головы представителя здешней власти, Иннокентий сурово-скучающим голосом проговорил:
— Через сорок минут наш корабль должен стартовать с важным для вашей планеты грузом, и администратор Верже, ответственный за доставку этого груза на точку сорок три, будет очень недоволен возможной задержкой. Еще больше недовольны будем мы. Вплоть до разрыва всех контрактов с местной администрацией.
— Но… тут же убийство, — как-то нерешительно попытался возразить экспедитору абориген. — Да еще и уорка. Что будет, если они в ответ потребуют сатисфакции в стократном размере?.. такое уже бывало по гораздо меньшим поводам… Я же окажусь ответственным за бездействие или халатность в принятии мер воздействия…
— Мозги мне не пудри, — простецки отозвался Иннокентий. — Какое убийство? Самооборона при неспровоцированной агрессии против звездачки — вот, что здесь было. А если у вас не только гламы, но и уорки такие хилые, то лучше бы занялись физическим воспитанием и закалкой дохленьких организмов…
— Так что же мне делать? — растерянно спросил ошеломленный чиновник.
— Убрать своих людей отсюда в течение двух минут, — посоветовал экспедитор. — И остальные вопросы порешать вот — с помощником админа, в мы — дислоцируемся на корабль, время не ждет…
Иннокентий кивнул на приехавшего вместе с ним человечка, больше похожего на настоящего изящного глама в казенной одежде, чем на какое-то официальное лицо. И тут же, бесцеремонно раздвинув плечом стенку нолсов, подошел к Нике.
— Как ты? — тихонько спросил экспедитор девушку. — Сможешь доехать до корабля сама?
— А почему нет? — удивилась блондинка, ощущая в душе безмерное облегчение от такого удачного разрешения ситуации.
— Ну, мало ли… ты все-таки… убила… — замялся с объяснениями Иннокентий. — Наверное, это ты не часто делаешь… делала… у себя… там…
— Да вообще в первый раз, — призналась Ника. — Но — я же не хотела, да и потом… у меня психика, похоже, покрепче вашей, зведаческой… ну, цивилизация у нас такая… грубая. Жизнь и смерть рядом ходят постоянно.
— Ну, и хорошо, что все нормально, — чуток смешался от такой откровенности экспедитор и переключился на Векки: — Давай, прощайся со своими друзьями, нолс, пора на корабль…
19
— «И был вечер, и было утро: день шестой», — с легкой усмешкой процитировал Мишель, оглядывая ставший уже привычным за эти дни облик гостиной в том самом номере, в котором они с Никой остановились так давно и так недавно, еще до анархистского налета.
— Что — и правда шестой? — вскинул на него слегка ошалевшие глаза Антон, отрываясь от листа бумаги, покрытого замысловатыми каракулями, правками, кляксами и причудливыми геометрическими узорами.
Такими исписанными, пестрыми листами, как земля за окнами гостиницы желто-красными, осенними, были покрыты едва ли не все горизонтальные поверхности в комнате. Как сам романист ориентировался среди этого рукотворного листопада, сказать трудно, но в нужный момент Карев выхватывал из множества разбросанных тут и там бумаг именно ту, нужную, чтобы внести правки, просто перечитать, уточняя что-то в памяти, или с разочарованием отбросить в сторону.
— Да нет, день-то сегодня, увы, уже двенадцатый, — пояснил Мишель. — Да только очень уж всё это похоже на сотворение мира… думаю, Господь творил нас в таком же хаосе и неразберихе, иначе б получилось что-то более приличное…
В своем неизменном костюмчике «фельдграу», но как-то посвежевший, будто умывшийся волшебной росой из сказки сразу же после возвращения из санатория, Мишель смотрелся рядом с взлохмаченным, плохо выбритым Антоном, как пай-мальчик, отличник и гордость школы рядом с хулиганом квартального масштаба.
— Знаешь, процесс творчества мне всегда казался более эстетичным, что ли, — продолжил монолог Мишель, бесцеремонно сдвигая в кучу с диванчика бумаги и поудобнее усаживаясь в уголок. — Во всяком случае, у Ники это всегда получалось гораздо симпатичнее…
— Еще бы, — как бы машинально, все еще думая о чем-то ином, согласился Антон. — Ника творит своим телом, а я вот — мозгами… а мозги, если на них глянуть без прикрытия черепушки, зрелище очень не эстетичное…
«Волнуешься за Нику?» — хотел спросить поверенный. «Как будто ты не волнуешься», — мог бы фыркнуть в ответ Антон. Но это была для обоих некая запретная тема, мужчины предпочитали не говорить о своих переживаниях, глуша их наиболее близкими и доступными каждому средствами: один — творчеством, второй — работой.
— За твои не эстетичные мозги платят довольно неплохие деньги, — прагматично заметил Мишель.