Перекресток

Пока блондинка переговаривалась со своим спутником на языке жестов, стоящие поблизости гламы и присоединившееся к ним совершенно воздушное, тонкое и хрупкое созданьице в белом, почти прозрачном коротеньком платьице перешли с обсуждения собственных дел на обсуждение звездачки, причем делали это безо всякого смущения, разве что – пальцами не тыкали в Нику, оценивая крепость её ног, мышцы шеи, профиль и – гордость самой блондинки – гриву пепельно-платиновых волос в небрежной прическе. И хотя практически все суждения аборигенов были восторженно-благожелательными, Ника почувствовала легкое раздражение. «Вот козявки разукрашенные, задохлики хилые, – подумала она, слегка отворачиваясь, будто вглядываясь куда-то вдаль коридора-улицы. – И не пошлешь куда подальше, небось, просто не поймут…» Гламы почему-то очень сильно напомнили девушке ставших многочисленными в последние годы в богемной среде манерных, ухоженных и бездельных мальчиков и девочек, дел не по делу брезгливо морщивших носики и постоянно подкрашивающих губки.

– Скажите, космо, вы в одном экипаже с нолсами, вам не страшно с ними? – неожиданно обратился напрямую к Нике глам-мальчик.

Блондинка быстро и демонстративно оглядела его с головы до ног, мол, что это за чудо в перьях решило пристать с вопросом, но какого-то подвоха или насмешки не увидела и не почувствовала, хотя, кто может знать местные подвохи?

– А что в них страшного? – пожала в ответ плечами Ника.

– Они такие… грубые, мощные и, кажется, не всегда могут рассчитать свою силу, – наивно хлопая накрашенными глазками, пояснил глам. – Я как-то раз видел, вот тут же, недалеко, в пабе, как нолс разбил прямо об стол бокал с пивом… они сидели втроем и о чем-то заспорили… один рассердился и ударил бокалом об стол…

– Нет в них ничего грубого, – нарочито небрежно ответила Ника, пытаясь все-таки понять, к чему глам завел этот разговор. – И сил у них не больше, чем у меня… Это вы тут – все хиляки…

Последнюю фразу она, кажется, сказала зря, во время всего полета, да и уже перед вылетом на планету весь экипаж, будто сговорившись, пусть и в разных формах твердил ей, как молитву: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».

– У нас культ возвышенного обаяния и утонченности, – совершенно не обидевшись на «хиляков» или просто не поняв уничижительного значения этого слова, ответил глам. – Физическая, грубая сила – это совсем не то, что нужно гламам, в нашем обществе достаточно механизмов, чтобы выполнять разные неприятные, тяжелые работы…

– Да-да, – как-то внезапно подхватила его слова до сих пор молчавшая, но как оказалось, внимательно прислушивающаяся к разговору его спутница, отличающаяся от мальчика-глама только небольшими грудками, разглядеть которые с первого взгляда Ника так и не смогла. – Сила, грубость, несдержанность – жуткие пережитки прошлого, от которых гламы давно отказались в пользу эстетики и изящества…

«Похоже, спортом в любом виде они тут тоже не балуются, – подумала Ника, равнодушно пожимая плечами в ответ. – Да и сортиры чистят изящно и эстетично, с обаянием и утонченностью…»

Обмен мнениями аборигенов со случайно встретившейся «космо» может быть и продолжился бы, но в этот момент все гламы, находящиеся в пределах видимости и слышимости Ники, внезапно затихли и как-то странно напряглись, будто на улицу-коридор набежала тень огромной грозовой тучи. Собеседники блондинки также ощутили нечто, заставившее их мгновенно примолкнуть и, скромно потупив глаза, отвернуться к стеночке.

По улице могучим ледоколом, перед которым расступаются многовековые льды, двигался совершенно иной по своему типажу мужчина: высокий, мускулистый в сравнении с гламами, коротко остриженный, одетый в простой, грубоватый, серый комбинезон, впрочем, совершенно иного покроя, чем тот, что был сейчас на Нике. Стоящие на его пути гламы шустро разбегались в стороны, как воробьи, заметившие тень пролетающей вороны или крадущегося к их стайке грозного кота, а те, кто не успевал во время ускользнуть от явно неприятного для них соседства, опускали глаза и отворачивались к ближайшим стенам. Хотя, и это не помогало… во всяком случае, одной из миниатюрненьких, хрупких девочек в воздушненькой распашоночке серебристого цвета. Проходящий мимо мужчина небрежным жестом, каким берут надоедливое домашнее животное, прихватил девчушку за длинные золотистые с блестками волосы и потащил за собой, не обращая ни малейшего внимания на тоненькие, болезненные попискивания своей жертвы.

«Во как, … – успела подумать и длинно, затейливо выругаться про себя блондинка. – И никому дела нет, зажались по углам, чтоб этот гад их не приметил…» Опускать глаза, прижиматься к стене, а уж тем более – убегать и прятаться Ника и не подумала, с легким волнением ожидая, когда же этот серый хищник со своей жертвой приблизятся к ней.

– Это уорк, берегитесь, – слабо пискнул от стены кто-то из набравшихся беспримерного мужества гламов.

– И что?.. – не поняла блондинка. – Он разве кусается?..