Перекресток

Мужчина был высок и, наверное, силен… удар бронзового широкого и острого кинжала совпал с резким, жалобным выкриком девушки, последним звуком, который она смогла издать и услышать в этой жизни. А жрец уже резал, надавливал на жестко хрустящие ребра, спеша, стараясь успеть, пока еще бьется живое сердца в почти мертвом теле… кровь теперь уже потоком струилась на белоснежный алтарь и поглощалась им со все возрастающим шипением… низко склонившийся над жертвой жрец уже оставил в покое рукоятку своего страшного оружия и обеими руками искал что-то в раскрытой, безобразной торчащими ребрами и окровавленными легкими груди девушки…

Рывок… и резкий оборот спиной к кресту… и вот уже бронзовокожий, крепкий мужчина стоит перед многолюдьем собравшихся, вытянув вперед и вверх окровавленные руки, в которых все еще продолжает сжиматься, сбиваясь с ритма, крохотный комочек человеческого сердца…

Ника пришла в себя лишь от прикосновения к её локтю Иннокентия. Звездач заботливо и внимательно оглядел свою спутницу.

– Как ты? – уже привычно спросил он. – Сама идти сможешь?..

Блондинка огляделась по сторонам. В огромной пещере уже не было белоснежного камня-алтаря, не звучала «музыка небесных сфер», не прогуливался свежий, едва заметный ветерок. И из множества людей, собравшихся здесь на кровавый ритуал, остались лишь единицы, занятые какими-то собственными, к произошедшему совсем не относящимися, делами.

– Мне показалось, что я умерла вместе с ней, – тихо сказала ошеломленная Ника.

– Я знаю, то есть, слышал, – поправился Инно. – Это обязательное воздействие, но на женщин оно бывает сильнее, на мужчин – слабее, да еще и зависит от индивидуальной физиологии и психологической устойчивости…

– Не надо заговаривать мне зубы, – резковато попросила блондинка, сильно встряхивая головой, будто отгоняя уже прошедшее наваждение. – Я в полном порядке, какие у нас теперь планы дальше?..

…– Да, Ника, от таких впечатлений только романы писать… – с чувством протянул Антон, безо всякого вожделения и прочих плотских мыслей оглядывая ладную фигурку своей возлюбленной, привычно и бесстыже закинувшей ноги на столик перед диванчиком.

– Не боишься, что хлеб у тебя отобью?.. – засмеялась блондинка чуть натянуто, похоже было, что воспоминания недаром прошли и для её закаленной нервной системы. – Не бойся, писать я все равно не умею… все сюжеты и подробности дарю тебе…

– Спасибо, ласковая, – искренне отозвался романист. – Но такой материал надо обдумать и пережить с десяток раз, сразу за стол, ты знаешь, я не бросаюсь, пусть немножко срастется… в душе…

– Пусть срастается, – поддакнул с кресла теряющийся в полумраке гостиной Мишель, на него рассказ Ники тоже произвел серьезное впечатление, но поверенный не был бы собой, если б не продолжал заботиться о насущном: – Однако, время уже позднее. Советую вам забраться сейчас в постельку и, без всяких баловств, как следует, выспаться…

– Почему без баловств? – лукаво удивилась блондинка.

– А зачем выспаться? – уточнил ожидающий очередного подвоха от Мишеля романист.

– У вас, дорогие мои, утренний поезд, – пояснил деловито поверенный. – Думаю, чем скорее вы попадете в столицу, тем проще будет объяснить отсутствие Ники на планете… ну, и кроме того…

– У нас поезд, а у тебя? – мгновенно выхватив суть, перебила Мишеля блондинка. – Остались дела в этом городе?.. или еще где-то и что-то?..

– Дел в городе у меня не осталось, – терпеливо, как ребенку, пояснил поверенный. – Но, думаю, не стоит бросать здесь мотоцикл одного из товарищей Антона, это раз…

– А два?..

– …а два – это то, что не стоит и вам появляться на столичном вокзале, – усмехнулся Мишель. – Не рассчитывайте, что ваш отъезд отсюда пройдет незамеченным для широкой публики, даже если она, эта публика, не придет провожать вас на вокзал… Я доберусь чуть пораньше, возьму машину и встречу вас на последней, перед столицей, остановке, оттуда уже совершенно спокойно доедем в любое место без назойливой опеки бульварных репортеров и всяких любознательных личностей…

– Хорошо быть за каменной стеной из серьезных и деловитых мужчин!

Ника одним движением не поднялась, а буквально взвилась с диванчика, легко подпрыгнув едва ли не до потолка, раскинула в стороны руки, как бы обнимая одновременно и Мишеля, и Антона в знак благодарности, но не удержалась и добавила:

– Только, прошу, не перебарщивайте, дорогие мои, а то я за вашей опекой совсем разучусь заботиться о себе и очень скоро погибну, как выпущенный на свободу хищник после многолетней неволи…

22

Максим с трудом разлепил неоткрывающиеся, заспанные глаза и по серому предрассветному сумраку, сменившему непроглядную ночь за окном, понял, что пора вставать. За его спиной слегка зашевелилась Танька, пытаясь, похоже, забиться поглубже в узенькую щелочку между кроватью и стеной. Юноша тронул подругу за голенькое, холодное плечо, одновременно садясь на постели, чтобы преодолеть яростный позыв закрыть глаза и вновь провалиться в безумное блаженство утреннего сна. Девушка протяжно застонала, почти завыла, не желая, ну, никак не желая просыпаться…