Перекресток дальних дорог (сборник)

— Револьс во всем сознался, его признание запротоколировано, чего ж вам еще?

— Это так, босс. Но, как вам хорошо известно, законодательство требует, чтобы в подобных случаях преступление было доказано документально. А кроме того, медицинская комиссия установила, что в психике Револьса имеются отклонения от нормы. И судить этого человека…

— Медицинскую комиссию я беру на себя, — нетерпеливо перебил Триллинг. — А вы должны разыскать эту чертову машину, с помощью которой этот Револьс усиливал биотоки, или как их там.

— Очень может быть, — осторожно сказал начальник полиции, что такой машины вообще не существует в природе.

— Так сделайте ее, — вспылил наконец Триллинг. — Неужели мне больше нечего делать, как только учить вас уму-разуму! Вы поняли меня?

— Да, — ответил начальник полиции после короткой паузы.

— Очень рад за вас. Доложите через двадцать четыре часа результаты. Все.

«Как бы Мэрилин не заварила кашу, — размышлял Триллинг. — От этой взбалмошной женщины всего можно ожидать. То она водится с левыми элементами, то бросает все и едет куда-нибудь на Амазонку, то выкидывает еще какое-нибудь коленце. А вдруг ей взбредет в голову развернуть кампанию в защиту Катиля Револьса? Знакомых газетчиков у нее пруд пруди. Правда, владельцы газет прислушиваются к мнению Джона Триллинга, но ведь за всеми газетами не уследишь!» И одна капля дегтя сможет испортить бочку меда, меда, в предвкушении которого у Триллинга уже теперь текли слюнки.

«Как там мой подопечный?» — подумал Триллинг, поворачивая ручку настройки. Перед ним на экране возникла большая комната с розовыми стенами и белоснежным полом. В комнате было пусто, если не считать узкой никелированной койки да ночного столика, уставленного лекарствами. На койке сидел, понурив голову, худой старик. Он поднял голову, и глаза его заблестели радостью.

— Здравствуй, Джон, — сказал старик, — спасибо, что не забываешь меня.

— Как самочувствие, Гуго? — участливо спросил Триллинг, внимательно вглядываясь в усталое лицо и синие мешки под глазами друга.

— Неважно, — махнул рукой Гуго. — Моторчик начинает портиться, — указал он на сердце. — А главное, я совсем потерял сон. Все боюсь, что во сне меня настигнет это проклятое облако.

— Ну, сам посуди, ты же только изводишь себя понапрасну. Если даже твое облако и существует в природе, то как оно может проникнуть в твою палату? Окна у тебя все время наглухо задраены, а в рамы вставлены бронированные стекла. Даже посетителей ты боишься принимать.

— Умом я все это понимаю, но все-таки ничего не могу с собой поделать, — голос Парчеллинга был тускл и безжизнен. — Ты уж, пожалуйста, Джон, последи за биржевыми делами моими…

— Послежу, послежу, не беспокойся. А ты поскорей выздоравливай. До завтра!

— До завтра.

* * *

— Как дела, Револьс?

— Благодарю, сэр.

— Теперь у вас нет оснований жаловаться?

— Нет.

— С вами обращаются вежливо?

— Да.

— Питание, книги?

— Благодарю вас, сэр, мне ни в чем не отказывают.

— Присядьте, Револьс, — пригласил Триллинг.

В продолжение разговора лицо Катиля оставалось безучастным. Казалось, какая-то тайная мысль не давала ему покоя. Триллинг уже привык к мраморной бледности своего узника, к его внезапным переходам от состояния глубокой депрессии к болезненному возбуждению. Сегодня Револьс был явно чем-то угнетен. Он не говорил с Триллингом, как обычно, о новейших проблемах, физики и о неоспоримости существования бога.

— Не нужен ли вам врач? — спросил Триллинг.

— Врач? — усмехнулся Револьс. — Меня исследовала на днях целая медицинская комиссия.

— Эта комиссия решает вашу судьбу, Револьс.

— Мою судьбу?

— Да. Все зависит от того, признают ли они вас психически здоровым или больным.

— Но ведь я совершенно здоров!

— Конечно, я не сомневаюсь в этом. Но комиссия пришла к противоположным выводам. И в ваших интересах взять себя в руки и вести себя на комиссии так, как, по мнению этих идиотов, должен вести себя здоровый человек.

— А кто именно?

— Это я вам подробно расскажу.

— Увы, это ни к чему, — грустно сказал Револьс. — Комиссия-то уже прошла.

— Так и быть, я добьюсь для вас новой комиссии.

— О, спасибо, — громко сказал Револьс, приходя в хорошее настроение. — Я верил и знал, что бог меня не оставит, что он пошлет мне защитника.

— Это долг каждого христианина — помогать друг другу, — заметил Триллинг.

* * *

Толстая решетка и давно не мытые стекла единственного окна делали комнату полутемной. Окно выходило во двор. Чахлый клен, наполовину облетевший, несмело заглядывал в окно. Двор был грязным и никогда не убирался. Там и сям кучи антрацита, битого кирпича, песку. Большой мусорный ящик, наполненный с верхом, довершал общее впечатление.

Во двор вошел мужчина лет тридцати. На нем была вельветовая куртка с закатанными рукавами и спортивные бутсы на толстой каучуковой подошве.

Осторожно оглядевшись, мужчина нырнул в подъезд. Он миновал два марша ветхой деревянной лестницы, пропахшей мышами, и отпер обшарпанную дверь. Войдя, он тщательно заперся изнутри.

— Зябнешь, бедняга? — обратился он к клену, заглядывавшему в окно. — Что делать, жизнь наша собачья..