переКРЕСТок одиночества 2

Здесь ничего загадочного. Стрелок вошел внутрь. Кто-то из выживших захлопнул стальную дверь, другие помогли блокировать ее, запирая убийцу внутри. Что потом? Тут просто — следовать чрезвычайному протоколу. А судя по замеченным мной у входа схемам, протоколы действий тут везде одинаковые — бегство. Срочная эвакуация. Так что убийцу заблокировали, а затем те, кто остался в живых, бросились бежать.

С этим разобрался.

И внутренний отсчет пока можно остановить — пять обследованных комнат, три двери, куда я пока не заглянул, не считая заблокированную, девятнадцать трупов в различной степени кошмарности. Несомненное массовое убийство. И, если только из заблокированной комнаты нет другого выхода, совершивший все это стрелок находится прямо за этой дверью.

Взявшись за приставленную под углом скамью, я оттащил ее в сторону, со скрежетом потянул на себя овальный стол, принявшись разбирать баррикаду. У меня и в мыслях не было погодить с этим важнейшим делом. И я не собирался дышать смрадом разложения — а его тут скоро будет очень много, когда все трупы оттают и начнут «благоухать». На многих телах я видел отчетливые следы разложения. Это говорило о том, что после того, как «Красный Круг» был оставлен выжившим персоналом, тут еще долго поддерживалась плюсовая температура. Как долго? Не знаю. Но достаточно долго, чтобы у трупов началось первичное разложение.

Первичное разложение… почему этот сухой и вряд ли реальный термин пришел мне в голову?

Я невольно примерил на себя шкуру киношного патологоанатома? Своеобразная защита моего все же впечатленного увиденным подсознания, пытающего сберечь ранимую психику, представив все происходящее как занимательную детективную игру с элементами хоррора?

Освободив дверь, пару секунд постоял перед ней, а за тем все же потянул за реально неудобную ручку в виде приваренного под углом серебристого плоского кругляша. Приходится подцеплять снизу и тянуть на себя, держа руку запястьем вверх. Будто дверь машины открываю. Разблокированная дверь послушно открылась и… я увидел множество красных и все светлеющих отпечатков густо испятнавших пол небольшого помещения, что больше напоминало уголок отдыха. Где-то шесть на шесть метров. Дверь, три стальные стены, четвертую стену перечеркнуло длинное окно. Но за окном не спрессованный снег, а еще одно помещение. И еще одно окно — и вот за тем окном уже белеет снег.

Один разорванный… расчлененный… измочаленный… изрезанный… избитый колотушкой…

— Твою мать! — позволил я себе высказывание, чтобы сбросить напряжение.

А что еще сказать пытающемуся сохранить спокойствие мужику, когда он видит посреди запертой комнаты горку фарша из человечины, а рядом целехонькую голову с аккуратной прилизанной набок прической? Что сказать в таком случае?

Вокруг кучи — следы, следы, следы. Запертый стрелок наворачивал круг за кругом, регулярно стреляя из своего странного оружия по уже мертвому телу — и вырывая, вырывая из трупа кусок за куском, измельчая мясо в фарш, что разлетался вокруг, налипая на стены, пятная потолок, падая в углах.

Проклятье…

Переступая через ошметки рваной плоти, я медленно продвинулся ближе к центру комнаты, обошел горку мяса и голову, сделал еще пару шагов и остановился, глядя на него.

Нашел.

Вот он — стрелок.

Под обзорным окном ничком лежал человек. И снова в голове ненужные мысли — почему я называю его человеком? Ведь он не человек, он из другого мира, он иноземец. Погоди… но ведь это я здесь иноземец — я и мне подобные сидельцы чужие в этом мире. А он как раз свой, здешний. Он человек.

Тьфу…

Мужик!

Под окном ничком лежал мужик!

На нем яркий оранжевый комбинезон — вещь теплая, с отороченным мехом большим капюшоном, низ штанин плотно обтягивает голенища сапог с шипастой подошвой — вот по этим следочкам я сюда и дошел. Но самое интересное это не его одежда. Интересней всего — ранец на его спине. Металлический плоский ранец частично прикрытый откинутым капюшоном. С левой стороны большой красный рычаг, что сейчас уперт в пол. С правой стороны выходит длинный металлический шланг, что соединен с… я не знаю, что это. Что-то похожее на большую винтовку с мощным ребристым корпусом и чрезмерно толстым дулом. На винтовке лежит правая рука — в синей перчатке. Левая рука, без перчатки, замерла на воткнутом в пол рычаге. Рядом с головой стянутая черная и легкая не по здешним погодам шапка с какой-то эмблемой.

Ладно. Теперь я знаю кто убил — свой своих — и я знаю, чем убил.