Перекресток пропавших без вести

За несколько часов до ограбления мой брат Джастин возвращался домой – мы живем в том же доме, что и библиотека. Она на первом этаже, а мы на втором. Площадь затеряна в переулках, народу на ней бывает мало, особенно в это время суток. Выйдя на площадь, Джастин остановился и замотал головой, чтобы отогнать наваждение. Нашего дома не было. Вместо него стояло другое здание, выглядевшее очень знакомым. В зазоре захлопывающейся двери Джастин успел заметить человека в клетчатом плаще. После этого в здание никто не заходил и не выходил из него: всё ровно закрыто, в каждом окне – окна дома напротив и рваные серые облака. Джастину показалось, что воздух стал очень плотным, будто в нем одновременно нашлось место миллионам существ и явлений, но их не было, а было едва уловимое жужжание, дрожание пространства, в котором только намечались будущие звуки – голоса, дыхание, треск, шелест и течение, взрывы и фейерверки, звон, ветер из пустыни и рост однолетних растений. За его спиной взревел мотор. Мотоциклист в белом шлеме в дождевых разводах вырвался на площадь и теперь сворачивал в два противоположных ей переулка. Здание, возникшее на месте нашего дома, на долю секунды покачнулось. Движение закончилось, но в воздухе осталась серая линия, и теперь, заметив ее и сфокусировав на ней зрение, Джастин различил, что она – фрагмент силуэта, прямоугольника в полтора человеческих роста высотой и в несколько метров длиной. Джастин бежал к нему и видел себя бегущего, стремительно приближающегося, растрепанного, в расстегнутой, несмотря на близкие заморозки, куртке. Зеркало было огорожено белой пластиковой лентой с надписью: «Осторожно! Подготовительные работы». Зеркал оказалось несколько. Обойдя их, Джастин обнаружил наш дом, никуда, естественно, не девшийся. С обратной стороны поверхность зеркал была матовая и чуть поблескивающая. Джастин позвал нас; мы несколько раз выходили на площадь и не видели на ней наш дом, а потом раз – и видели. Был также довольно неожиданный оптический эффект: над нашим домом небо немного отличалась от того, что было над площадью с отражениями. Облаков было меньше, и они казались чуть более темными.

Мы вернулись в дом и занялись, было, своими прежними делами – Джастин паял что-то в очередном подобранном на свалке радиоприемнике – пахло канифолью и разогретым металлом, я смотрел фильм про парашютистов, десантирующихся в самых, казалось бы, невозможных условиях: в охваченных пожаром местностях, на единственную, не затронутую огнем поляну; при ураганном ветре, точно рассчитав его скорость и соответствующую траекторию своего полета, в специальных обтягивающих комбинезонах из сверхпрочной ткани; в гражданскую войну; к замерзающим среди льдов и так далее; а что делал Иосиф, я точно не знаю.

Наверное, Джастин был первым из нас, кто почувствовал, что так продолжаться не может, вернее, должно продолжаться не так. Теперь, когда наш дом – и мы в нем – оказался невидимым ни для кого, кроме нас самих, когда он не попадал ни в чье поле зрения, никому ничего не напоминал, а – если двигаться наоборот – связанные с ним воспоминания не вели ни из чьей памяти наружу к его фасаду, окнам, комнатам и освещению в них в разное время суток, мы оказались вне закономерностей, не было перепончатых сплетений обстоятельств, не было лиц прошлых и будущих, переходящих одни в другие пересечениями, расслоениями, зрачковыми нитями поколений; не было траекторий, которые приводили бы к нам, где и кем мы были.

Я нашел в песке город, покинутый жителями три тысячи лет назад по неизвестной причине, заблудился в его подземельях, выбрался на поверхность в последний момент, ветер трепал мои волосы, солнечный свет резал мне глаза, и я не мог определить, какое это из тысяч известных мне солнц. Джастин стоял на платформе поезда, мимо проносились заснеженные долины, горизонты выходов, вспышки происшествий, шары чужих жизней. А где был Иосиф, я, кстати, не знаю.

* * *

Атлас пока не нашли, а значит, возможно любое развитие событий.

История моей бабушки