Когда я, перейдя границу, зашагал по широкому шоссе, мне стало легче. Болгария разлеглась передо мной с большим достоинством в античном стиле: неторопливая, сонная и потому такая привычная. Не сворачивая с шоссе, я миновал скособоченные свинарники и крытые красной черепицей строения какой-то крохотной фермы. Во дворах было грязно и безлюдно. Я прошел аллеей грустных, обнаженных тополей, которые в свою очередь сменили подстриженные ивовые деревья с торчавшими в серое небо обрубками ветвей. Прищурившись, я следил за полетом аиста, который держал путь на север и нес в своем длинном клюве весну Балканам. На окраине маленькой деревушки коротышка болгарин предложил довезти меня до вокзала в городе Сливен. Всю дорогу он хранил молчание, но ни на секунду не переставал улыбаться, эта улыбка приклеилась к его лицу, словно сардоническая маска.
Сидя в привокзальном ресторане с замусоленными белыми скатертями, с двумя мясными тефтелями, плавающими в моей тарелке, я почувствовал, что вернулся в Европу: пусть измученная, разоренная, но все равно Европа. Я заказал две бутылки пива и выпил за то, что какой-никакой, а определенный порог я преодолел.
В конце шестого столетия византийский император Маврикий в отчаянии написал своему персидскому собрату Хосрову II. В послании говорилось, что у них обоих нет возможности в полной мере и с пользой управлять своими империями, пока между ними проживают армяне. Он предложил разделаться с этим «нечестным и мятежным народом»: «Я соберу своих и выселю всех до единого во Фракию. Ты поступишь так же со своими, и мы оттесним их на восток. Если они потом вымрут, так ведь вымрут враги наши. А если они поубивают кого, так ведь они врагов наших поубивают. И мы заживем в мире. До тех пор, пока хоть один из них останется жить, не будет у нас покоя». Предвосхищая турецкий способ решения проблемы, примененный тринадцать веков спустя, Маврикий выселил десятки тысяч армян из горных селений и погнал их на запад, к Балканскому полуострову. Проходили века, к этим изгнанникам присоединялись другие: изгнанники из Византийской империи, участники вооруженных восстаний и еретики.
В годы существования Османской империи армян высылали преимущественно на Балканы, где население городов и так было изрядно приправлено армянскими авантюристами разного толка, странниками, торговым людом, и, наконец, туда попали пережившие ужас 1915 года. Но Маврикий ошибался, предположив, что изгнание усмирит армян. Гиббон писал о них так: «Мужество этих „собак“, всегда жадных до войны, всегда жаждущих человеческой крови, отмечали с изумлением малодушные греки».
Даже после прибытия во Фракию армяне доставляли властям много неприятностей: они способствовали внедрению на Балканах своих ересей, учили македонцев изготовлять бомбы, а в последние годы оказались первыми среди тех, кто выступил против коммунистов. С давних пор Пловдив – изначально Филиппополь – стал центром армянской общины на Балканах. Анна Комнина, летописец Византийской империи, питала отвращение к армянам и к безбожным путям их веры. Она называла их «мерзким потоком», превратившим Пловдив в место, где сливаются воедино, «образно говоря, все нечистоты». В ее времена, в двенадцатом веке, город преимущественно был населен армянами и богомилами, особой разницы между которыми она по известным лишь ей причинам не видела.
Пустынно на вокзале в Пловдиве, – минул первый посткоммунистический год, казалось, интерес свелся только к одному: как согреться. Люди сидят на корточках в подземном переходе, кучки людей жмутся друг к другу в билетной кассе. Исхудалые, безразличные ко всему… Первый же встречный, с которым я пообщался, – им оказался человек, промышляющий обменом валюты, – развеял мои иллюзии. А я еще подумал, что оказываю ему помощь.
– Сколько левов за доллар? – спросил я.
– Пятнадцать.
– Хорошо. Здесь двадцать долларов. Значит, триста левов.
– Двадцать долларов? – Он в изумлении уставился на меня. – Двадцать?! – Он достал из кармана пригоршню банкнот. Это были долларовые сотенные купюры. – Знаете, сколько у меня здесь?
– Понятия не имею.
– Двенадцать тысяч долларов! А вы хотите обменять двадцать.
Со вторым встречным – им оказался студент – мне повезло больше.
– Армяне? У меня приятельница армянка. Только что вышла замуж. Я позвоню ей.
Пухленькая веселая девушка пришла на встречу вместе со своим новоиспеченным мужем. Я сказал, что хотел бы остановиться в отеле, но они и слушать ничего не хотели – я, дескать, у них первый гость – и соорудили мне постель в гостиной, приготовили обед из супа и кислой капусты, позвонили армянскому священнику. Но тот оказался занят. Зато тетя, которая преподавала английскую литературу, сказала, что «была бы рада познакомиться с англичанином».