Перекрёсток (СИ)

Он повелительно щелкает пальцами, и к нему тут же подлетает официант в накрахмаленной униформе:

— Слушаю, Альберт Евгеньевич.

— Принесите меню.

Отец остается верен своим многолетним предпочтениям — его выбор падает на стейк вагю, салат из свежих овощей, коньяк Реми Мартин и сырную тарелку.

У меня же аппетита нет совершенно. Но чтобы отец не задавал лишних вопросов, делаю почти идентичный заказ.

— И двойной эспрессо, — добавляю напоследок.

Официант с поклоном удаляется, а отец возвращается к прежней теме:

— Ну так что ты хотел от Воронова?

— Да просто решил помочь одному человеку.

И не вру ведь! Действительно хочу разобраться с ситуацией Гели и её божком-муженьком. Но не горю желанием вдаваться в подробности.

А отец так просто не сдаётся:

— Давай угадаю. Этот человек — какая-нибудь очаровательная молодая особа? Так?

— К чему этот вопрос?

— Всего лишь банальный интерес. Как там Илона?

«А она здесь причём?» — собираюсь спросить, как правильная догадка сама просится на ум.

— Ты серьёзно? Думаешь, что я изменяю жене? Пап, ну это просто смешно. Мало того, что у меня банально нет времени на интрижки, так и Илонка меня полностью устраивает. Во всех смыслах.

— Хорошо, если так, — отец расслабленно откидывается на спинку кресла, — и всё-таки, хочу напомнить, что семья должна быть для тебя в приоритете.

— Странно, что ты вообще завел эту тему. Ты ведь лучше всех знаешь, что между мной и Илоной нет и не было никакой любви. И никогда не будет. Сплошные договорённости.

— А кто говорит о любви, Артур? Любовь это удел дураков и романтично настроенных девиц. А ты вроде ни к тем, ни к другим не относишься.

В ответ я лишь осторожно киваю, по-прежнему не понимая, чего хочет добиться отец своими речами.

— Я говорю тебе о семье, — пригубив коньяк, продолжает он, — Илона и Никита это не только твоя визитная карточка перед нашими партнёрами, мол, смотрите, Артур Вавилов не какой-то там повеса и прожигатель жизни, а серьёзный семьянин, надёжный человек. Нет, жена и сын это твой тыл, твоя опора, крепость. И пусть так оно и будет, Артур. Не совершай ошибку, о которой ты потом горько пожалеешь.

Кожей чувствую, как маска равнодушия медленно сползает с моего лица. Вот что это сейчас было? Слова отца звучат, как самое настоящее предупреждение.

Точнее, почему как? Это и есть предупреждение.

Предостережение.

Но от чего?

Глава 11

Ангелина

Осторожно уложив так и не проснувшуюся Лерку в кровать, я быстро задергиваю шторы и для верности проверяю, закрыла ли дверной замок. Хотя от двери там одно название — при желании её легко можно снести с петель одним ударом.

«Но этого не случится», — упрямо подсказывает внутренний голос, и почему-то на этот раз я склонна ему верить. Ровно так же, как и человеку, который едва не сбил меня сегодня на перекрёстке.

Поначалу я действительно решила, что это Гриша каким-то образом разыскал нас и явился по мою душу. Но потом…

Не знаю как, не знаю почему, но слова и поведение Артура убедили меня, что он не имеет к моему муженьку никакого отношения.

Он был слишком прямолинейным в своих речах. Настойчивым. Порядочным. Не скрывал своего истинного «я» в отличие от Гриши.

Вот у благоверного было припасено бесчисленное количество масок на все случаи жизни: от благородного и примерного семьянина, до строгого, но справедливого начальника. И только дома он сбрасывал всё это притворство, раскрывал карты, демонстрируя свою звериную натуру.

Внезапно озноб порождает омерзительную волну, которая поднимается от кончиков пальцев ног до самой макушки. И я знаю, что сейчас будет. Эти уносящие меня в прошлое приступы паники в последнее время являются всё чаще и чаще. Хорошо, что Лерка крепко спит, и ей не придётся видеть меня в таком состоянии.

До боли прикусив губу, я зажмуриваюсь, сдавливаю виски ладонями и остервенело мотаю головой в разные стороны, чтобы прогнать омерзительное видение.

Не получается.

Я не помню, какой это по счёту побег. Очередной неудачный побег, потому что Гриша опять с легкостью отыскал меня, выдернул из той дыры, в которую я так отчаянно пыталась забиться, швырнул на заднее сидение машины, чтобы вернуть в мой персональный ад. Лерку он предусмотрительно увёз на другую квартиру — негоже дочери видеть, как любящий папуля избивает и насилует её собственную мать. Нет, в её глазах он должен оставаться образцово-показательным отцом, эдаким недостижимым идеалом.

Да только зря Гриша ставит знак равно между словами «маленький» и «глупенький».

Лерка уже тогда всё стала понимать. Осознавать, что именно представляет собой «любимый папуля». И, кажется, именно с того дня в её глазах начал мелькать тот самый животный страх при виде отца.