Перекресток в центре Европы

– Наоборот, – сокрушенно вздохнула Юля, – ни за что не хотел приставать! Вот я и расстроилась.

– Смотри, не расстраивайся больше так, а то мигом уволят! То на Андулку бедную кулаками машешь, то мальчика в угол зажала! Кому понравятся такие художества?

Юлька и сама испугалась этой вспышки:

«Мама дорогая, что это?»

«Он сам виноват, – оправдывалась она перед собой, – зачем было называть меня идиоткой? Эй, ты, идиотка! Думает, если я иностранка, то ему все позволено?»

«Да он просто тебя окликнул, ты же молчала, как каменная, вот он и разозлился!»

«Разозлился он! Да плевать мне на его злость! Я старше его, уже не говорю о том, что я врач, в конце концов, а не какая-нибудь там поди – принеси!»

«И как он мог так обознаться? Конечно, ведь именно так себя ведут интеллигентные врачи! Чуть что не так – пациент легко излечивается путем размазывания по стене! У тебя уже замашки, как у хабалки! Ты – посудомойка, – припечатала она сама себя, – понятно тебе? Посудомойка и больше никто! И плевать всем на твои амбиции. А не нравится – уходи!».

Юля не знала, что история имела короткое продолжение. Обиженный повар нажаловался Андулке, та немедленно все донесла шефу, который не захотел разбираться, а просто царственно махнул пухлой ручкой: «Оставьте ее в покое». Объяснялось это просто: устраивая Юлю на работу, «клиент» шепнул шефу, что эта русская – его хорошая знакомая и что он лично просит пана шефа проследить, чтобы ее тут никто не обижал. Юля и не знала, что у нее имеется такая защита, но благодаря этому замолвленному словечку ей сходили с рук все выходки и промахи. Справедливости ради надо сказать, что этих выходок было не так уж много, да и работала она не хуже других.

Юля пообещала себе, что в дальнейшем все-таки постарается сдерживаться.

«И на что приходится жизнь тратить? То с бумажками по конторам бегала, то из-за ремонта переживала, теперь вот вкалываю на какой-то дурацкой кухне, и мной помыкает полусумасшедшая баба! А в это время Сережка растет без меня, я теряю квалификацию врача… Ради чего все это?»

«Прекрати ныть! – одергивала она себя, – это все временно! Тебе же сказали: выучишь язык, будешь работать врачом! А пока надо потерпеть. Да и Иван должен скоро приехать. Ох, скорее бы он возвращался, как же тяжело одной!».

Кроме пренебрежительного отношения к своей персоне нужно было мириться с тем, что волей-неволей пришлось принимать участие в процветающем на кухне воровстве. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, это всем известно, поэтому призывать кого-то к праведности было бы просто глупо, в стороне же оставаться не получалось.

Юля сразу заметила, что ежеутренний процесс выдачи продуктов сопровождался какой-то подозрительной суетой. В это время открывались, обычно запертые на замки, хранилища, где очень даже было чем поживиться. Повара, за редким исключением, являлись на работу часом позже, шеф вообще приплывал к девяти, поэтому на кухне в это время царствовала придурковатая пани Андулка. Она, сверяясь с разнарядкой и меню, лично открывала кладовые, указывала перстом на нужные продукты и с чувством выполненного долга отбывала пить кофе.

Помоцна сила начинала перетаскивать сетки с овощами, пакеты с крупами и все остальное, что требовалось на текущий день. Через пять – десять минут являлась, подобревшая после кофе, пожилая пани и собственноручно запирала кладовые. Это без изменений повторялось каждое утро.

Здесь вообще очень чтили традиции и уважали точность, основным законом здешней конституции являлось меню на текущий день. Все происходящее строго регламентировалось и подчинялось раз и навсегда давно заведенному порядку. Абсолютно все укладывалось в какие-то единицы измерения: часы, минуты, граммы, килограммы, литры, мешки, сетки, ящики, в крайнем случае – штуки, ну и так далее. Таким образом, с неба могли сыпаться булыжники, землю сотрясать десятибалльное землетрясение – ничто не могло отменить обязательный утренний ритуал.