Эти слова громом раздались над ухом Уварова и отрезвили его. Придя в себя от нахлынувшей внезапной ярости, Олег повернул голову в сторону говорившего. Рядом с ним стоял священник, отец Михаил. Левой рукой зажав большой крест, висевший на груди, правую он осторожно положил на руку Олега, сжимавшую пистолет, и стал медленно, но уверенно, с небольшим нажимом, опускать ее вниз. Когда ствол опустился к земле, священник тихо произнес:
– Успокой душу свою, сын мой. Прогони прочь из нее гнев свой. Убери оружие свое. Люди на тебя смотрят и Бог. Судить его надо по правде, по закону, а не самосудом.
Медленно оглядевшись по сторонам, Уваров увидел, что лагерь давно не спит, разбуженный криками Дрынько. Повсюду стояли красноармейцы, казаки, солдаты и гражданские, мужчины и женщины. Они молча наблюдали за ним. Никто ничего не говорил. Просто каждый замер и смотрел на действия командира. Женщины закрывали руками глаза своим детям. Детдомовцы вскарабкались на подводы и автомобили, стараясь разглядеть, что происходит возле одной из санитарных палаток.
Дрынько вдруг затих и без признаков жизни медленно осел на землю. Из-за спины Уварова вышел Баюлис и направился к толстяку. Приложив руку к шее, затем ощупав пульс на руке и осмотрев зрачки, доктор констатировал:
– Живой. Только сознание потерял. В обмороке он. Но жить будет. А вот за психику его я уже не ручаюсь. Перестарались вы маненько, ребятки…
– Оживить сможешь, Людвигович? – спросил Антоненко-старший, подошедший на крики.
– Без проблем.
– Судить его будем. А там решим, что делать, – вынес свой вердикт уже успокоившийся Олег. Он поставил пистолет на предохранитель и вложил его в кобуру. Затем тихо обратился к священнику: – Спасибо, отец Михаил, что остановил. Не ведал, что творил.
Священник молча посмотрел на него, незаметно для других перекрестил и отошел к своей подводе.
Повернувшись к Бондареву, Уваров приказал:
– Объявите людям, что обнаружен мародер. Мародерство и воровство будет караться строго, вплоть до расстрела. Но сначала суд. Все обнаруженное имущество конфисковать. Продукты передайте на кухню Ярцеву.
– Еще вчера были переданы. Ярцев даже засиял от радости, – спокойно доложил Бондарев. – К полуторке я приказал Попову выставить часовых.
– Есть у вас полковой сейф?
– Так точно. Имеется. Сейчас там наше знамя хранится и документы.
– Положите туда эти драгоценности. Выставьте надежную охрану. Люди у нас разные. Узнав про такое богатство, некоторые захотят его прихватить.
– Будет сделано.
– Игорь Саввич, а почему вы об этом мне вчера не доложили?
– Виноват, товарищ подполковник. Поздно было. Думал, вы уже спите. Не хотел вас будить. Вот и решил все на сегодня перенести.
– Да, хороший спектакль получился, – невесело произнес Уваров. Немного подумав, он вспомнил, что нашли в машине у Дрынько, и, хитро прищурив глаза, спросил: – Капитан, а патефоны хоть рабочие?
– Я не знаю. Их лейтенант Григоров осматривал, – пожал плечами Бондарев.
– Один точно рабочий, товарищ подполковник, – радостно сказал Григоров, стоявший рядом. – Мы вечером с ребятами тихонько его слушали. Пластинки хорошие есть, почти все новые.
«Для вас новые, а для меня уже забытое старье», – усмехнулся про себя Олег, но вслух добавил:
– Вот что, лейтенант Григоров. Назначаю вас ответственным за важное дело.
– Какое? – с недоумением посмотрел на него Андрей.
– За поднятие настроения у личного состава и улучшение усвояемости пищи при ее приеме. Вот так!
– Не понял.
– Ну, лейтенант! А еще парень молодой да не женатый! – рассмеялся Олег. Сделав серьезный вид, он добавил: – Приказываю вам, лейтенант Григоров. Каждый день во время приема пищи включать патефон на полную громкость по всему лагерю и обязательно с веселыми песнями. Ну это когда обстановка, конечно, позволяет. Ясен приказ?
– Так точно, товарищ командир! – обрадовался Григоров.
– Эта функция больше подходит политруку Жидкову, чем ему, артиллеристу, – высказался Бондарев.
– И то верно. Ладно. На сегодня патефон ваш, Григоров. Но завтра передадите его и пластинки Жидкову вместе с моим приказом, – разочаровал Андрея Олег. – А теперь всем разойтись. Готовиться к завтраку. Старший лейтенант Бажин, оставьте часового возле Дрынько. Чтобы глаз с него не спускал. Когда очухается, пусть штаны поменяет, а то развонялся на весь лагерь, перед детьми стыдно. За водителем его тоже присмотрите. Все.
Скоро лагерь привычно загудел, собираясь после подъема и готовясь к завтраку. Везде обсуждался произошедший случай. Узнав причину утреннего шума, его обитатели успокоились, кляня мародера Дрынько и приветствуя действия командира. Многие сожалели, что Уваров сдержался и мародер не был расстрелян прямо на месте. Стало понятно, что жизнь Дрынько в лагере будет не из легких. Возле находились только часовой и санитар, брезгливо подносящий Дрынько под нос ватку, пропитанную нашатырным спиртом.
Только небольшая группка красноармейцев, узнав, что нашли в полуторке, уединившись, живо обсуждала эту новость.