В тот день Басаврюк впервые нахмурился, и оставался сумрачным ещё долгое время, пока не повстречал пьяных в стельку людей, ползавших на четвереньках за жалкими подачками, ржавших от удовольствия демонов.
Пейзажи на дорогах постепенно менялись, лето снова сменилось осенью, и ноги вновь по щиколотку проваливались в хлюпающую грязь. Демоны задрали нескольких оленей, и, сняв шкуры, бросили их нам. Объев с них все остатки мяса, мы носили их потом мехом внутрь, страдая от невыносимой вони, вообще день, когда нам перепадало несколько кусочков сырого мяса, считался праздничным.
Лана вправила мне плечо. Про эту операцию я рассказывать не буду, от одного воспоминания делается больно. Сдаётся мне, дельце это можно было обстряпать менее болезненно, но без этой процедуры я бы, пожалуй, помер. Низкие мысли, конечно, это не так.
Моя Лана, моя. Впервые я подумал, какая может быть любовь у женщины, чтобы выдерживать такие мучения с любимым, который этого нисколько и не достоин даже. От этого сердце моё сжалось, и я почувствовал к ней такую жалость, такое тёплое чувство, что не мог удержаться и обнял это грязное, но такое родное существо, жертвующее многим для меня.
Часто я думал, сделал бы я такое для неё, и не находил ответ. Всё чаще приходит мысль, в каком мире я окажусь, если помру здесь, но стараюсь гнать подобные размышления.
Басаврюк посылает волны страха, но теперь, предупреждённый, я борюсь с ним, и это ему не нравится. Думаю, он с удовольствием меня бы убил, но ему нужна зрелищная казнь. Он прекрасно понимал, что только так можно набросить ярмо на воспрянувший духом народ.
Меня удивляло, что на севере так мало жителей, ни одного, если быть точным, мы не встретили. Лана, на некоторое время пришедшая в себя, объяснила, что маленький народец не любит показываться. Я вспомнил про гномов, и троллей, порабощённых демоном.
Наконец, когда заморозки сковали землю, а воздух стал холоден и прозрачен, вдали показались массивные стены старой крепости, это и было логово Басаврюка.
Крепостные стены вырастали на глазах, взметнув в небо острые зубцы башен. Когда старые ворота захлопнулись за нами, я ощутил себя в западне, полностью отрезанным от мира, без всякой надежды на спасение. Страшная усталость опустилась на плечи, иссяк тот источник веры в победу и торжество справедливости.
- Господи, - вырвались у меня слова, идущие из глубины сердца, - неужели нет тебя, неужели нет защиты от зла, неужели зло есть добро и добро есть зло.
Басаврюк расхохотался, упиваясь торжеством победы. Какой-то демон, озлоблённый остановкой, толкнул меня в спину, и я полетел в грязь. Густая вонючая жижа, ударила меня в лицо, поднявшись мне на встречу. Ярость кровяным комом ударила мне в голову, и, вскочив, я бросился на обидчика. Не ожидая нападения, тот зазевался и легко выпустил из лап острый топор. Рука взметнулась, и лезвие описало сверкающую дугу.
Нет. Я не опустил топор. Внезапно пелена ярости спала, и я смог ясно понять происходящее. Лана смотрела на меня не видящими глазами, и кровь сочилась из её потрескавшихся губ. Моя волчица. Над ней горой навис Басаврюк, с напряжённым вниманием следил он за мной, даже подался вперёд, чтобы лучше видеть происходящее. Нет, я не доставлю ему такого удовольствия.
Блестящий топор упал в липкую жижу, забрызгав грязью высокие сапоги демона. В этот момент, впервые, я осознал со всей ясностью рассудка, смысл слов, если тебя ударили в щёку, подставь другую щёку, если тебя бьёт мерзавец, совсем не обязательно становиться мерзавцем, уподобляясь ему. Боюсь, это ещё одна заповедь, забытая в моём мире.
- Завтра вы будете казнены, - произнёс Басаврюк, и, вонзив острые шпоры в бедное животное, въехал во двор замка.
Взбешённый бык, изрыгнул столб пламени, но не посмел ослушаться господина. Двор больше напоминал рыночную площадь, и здесь я впервые увидел гномов. Закованные в железо, они обслуживали безмозглых воинов демона: одни подковывали лошадей, время от времени знакомя свет с ещё одним остроумным выражением, не достойным слуха читателя, другие занимались сапожным и скорняцким делом, получая в расплату за труды жестокие удары и насмешки необузданных негодяев. Басаврюка окружила армия слуг, и он скрылся в своих покоях.
Нам тоже уделили немного внимания, загнав пинками в подвал, где коренастый, обросший стальными мускулами стражник, отвёл нас в подземелье. Но перед этим, лучиком добра в тёмном царстве, цветком среди сорняков, передо мной мелькнула лохматая лапа и сунула в руки ломоть чёрного хлеба, который я тот час же спрятал за пазуху. Я успел заметить только сверкнувшие в полумраке глаза, мигом скрывшиеся за дверьми. Похоже, стражник ничего не заметил.
Сырые ступени вывели нас к подземным казематам, и стальная решётка с лязгом захлопнулась за нами. Я подошёл к стене, когда услышал за спиной глухой удар и, обернувшись, увидел лежащую без сознания Лану. Силы оставили девушку, преодолев тяготы пути, волчица не могла вынести неволю.