– Необъяснимостью многих действий власти. Кризис. Санкции. Жить стало труднее. Это понятно. А кто объяснит, почему у главного российского почтмейстера жалованье 10 миллионов рублей в месяц, да еще премия вроде того же? Он что, лично в каждый дом письмо доставляет? В зубах! И как себя должен чувствовать обычный врач, учитель, инженер, получающий в 500 раз меньше? Негром, работающим за баланду?; Неужели кремлевские прагматики не понимают, что такой градус социальной несправедливости, унаследованный от 1990-х, может испепелить страну. Я человек, в общем-то, не бедный, но даже меня такие перекосы просто бесят. От чего вообще зависит зарплата чиновника? От исполняемой работы или от того, насколько высоко кресло с его задом оторвалось от нашей грешной земли, населенной терпеливым народом… Как мог какой-то Дод, руководитель среднего звена, получить 300 миллионов рублей премии, да еще притибрить 70 миллионов, за что его, собственно, и взяли. Это же в сто раз больше, чем компенсация семье погибшего в Сирии нашего летчика-героя! Такое тупое попрание всех человеческих и божеских законов безнаказанно для здоровья общества не проходит.
– Юрий Михайлович, с другой стороны, корреспонденты «КП» Владимир Ворсобин и Виктор Гусейнов, которые путешествуют по стране на электричках, провели такой эксперимент. Прочитав утром информацию, что арестован министр экономического развития Алексей Улюкаев, они в вагоне, в котором едет простой народ, тот самый, который обижен, громко объявили: «Граждане, вот арестован Улюкаев!» И никакой реакции.
– Знаете, 26 октября 1917 года люди, ехавшие в трамвае, тоже не знали, что произошла революция. Наши либералы долго твердили, что в стране станет совсем хорошо, если народ не будет знать, кто у нас президент и премьер-министр. Добились своего. Но когда страшно заглянуть в свой кошелек, люди начинают вглядываться в телевизор: «А кто это у нас там рулит экономическим блоком?!» Еще не вечер…
– Юрий, а как относиться к тем писателям, которые не просто пишут и своими произведениями что-то пытаются сделать, но идут в политику, в Думу, например.
– Нормально. Меня тоже звали, но я отказался: староват. А вот Сергей Шаргунов, молодой, активный писатель, пошел в Думу. Замечательно! У него много времени впереди, и он может потратить часть жизни на работу в парламенте. Писатель – это такая же профессия, как и другие. Если в депутаты идет ученый, спортсмен, актер, то почему не может пойти писатель?
– То, что писатели не просто сами идут, а их стали активно приглашать, означает ли, что популярность литераторов и их значение в обществе повышается? Было же какое-то ощущение, что литература ушла на задний план и в обществе уже не так важна.
– Тут ситуация более сложная. В 1990-е годы писателей убрали на задний план. Либеральную контрэлиту, тогда победившую, пугало влияние писателей, чьи выступления и книги (в том числе и мои) она использовала, свергая советскую власть. Хотя я писал повесть «Сто дней до приказа», чтобы помочь армии очиститься от дедовщины. Простите за параллель, но и Куприн сочинил «Поединок» не для разложения царской армии, а совсем наоборот. Но политика даже невинность может поставить на службу пороку. «Властителей дум» объявили маргиналами, вытеснили литературу из политики и из сфер, где формируется общественное мнение. Стали насаждать идею, что литература – это вроде домашнего рукоделия, которое иногда можно и продать…
– Поднималась всякая окололитература.