Перелетные птицы (ЛП)

Через несколько лет, оглядываясь на эту встречу, Ахмедов упрекал себя за то, что не придал значения одному недосмотру в позиции допрашивающего. Вопреки сложившейся профессиональной практике, когда допрос начинается с долгих и подробных расспросов о семье, учебе, служебной карьере, Филби проявил лишь беглый интерес к этим темам. Ведь эти вопросы были хорошо известны его московским хозяевам. Русским было важно знать, как много Ахмедов сумел сообщить Западу. Филби интересовали вопросы по советскому верховному командованию, по генштабу, военным школам и академиям, научно-исследовательским организациям, их ведущих сотрудниках и т.д. Подобный опросный лист был подготовлен Филби и по прежней службе Ахмедова ГРУ, и по родственной организации - политической разведке. Задача Филби состояла в том, чтобы выяснить, сколько же тайн вытряхнул Ахмедов из своего багажа на Западе.

Филби также часто как бы невзначай ввертывал вопросы, которые касались лично его. "Как там относятся к двойным агентам?" - внезапно поинтересовался Филби на одном из допросов. Позже он вернулся к этой теме: "Скажите, пожалуйста, ещё раз, как русские относятся к иностранцам, работающим на них?" Вряд ли Москва просила его поставить такие вопросы перед Ахмедовым.

Когда все закончилось, Филби с удовольствием узнал, что Ахмедов никогда не подвергался столь всеобъемлющему допросу со стороны турок, которые не проявили заметного интереса ни к чему, что выходило за их сферу деятельности. А это означало, что только что проведенный девятидневный допрос является единственным в своем роде, и его невозможно будет проверить другими материалами. И это радовало Филби. Он мог представить отчет, как того сам пожелает. В результате он отправил отчет теперь после долгой, почти полугодовой, проволочки. Появился он в июне 1949 года, записанный стенографисткой, которую Филби привез с собой. Девять дней беспрерывных допросов уместились на 39 страницах. Как всегда осторожный, он застраховал себя от возможных расспросов примечанием о том, что масса сырого материала опущена. Можно полагать, что Москва получила всё, без пропусков.

При прощании Ахмедов проявил интерес к тому, чтобы переехать из Турции (помните выше тезис о "правоверном мусульманине" и т.п.? - примеч. перев.), и Филби пришлось убедить его в нецелесообразности переезда в Англию, где Ахмедов мог бы быть бомбой замедленного действия. Переезд в Англию, заявил Филби, "невозможен", и Турция - самое подходящее место. А чтобы его слова звучали убедительнее, он передал Ахмедову сумму в пятьсот долларов - в турецких лирах.

Дело Ахмедова высвечивает весьма недооцениваемый аспект ущерба, который Филби нанес Западу. Обычно всё внимание сосредоточивают на проваленных им операциях и агентах, выданных им или с его помощью, а также на потоке разведывательной информации из самых верхов, которую он в течение многих лет передавал Москве. Тот ущерб, про который говорится здесь, также несомненно значителен. Выдача Волкова - это один общеизвестный эпизод. Но вне разведывательного сообщества мало известен другой случай, происшедший на следующий год с лейтенантом Владимиром Александровичем Скрипкиным. Это был молодой офицер ГРУ, владевший английским языком. Он был направлен в начале 1946 года в советскую военную миссию в Токио. Его служебные обязанности отчасти не составляли секрета - помогать в наблюдении за демилитаризацией Японии, но отчасти были и тайными - вести военно-разведывательные операции против западных стран. Он не стал тратить много времени на выполнение этих задач, а обратил свою энергию на решение другой задачи.

9 мая 1946 года он тайком пришел в британское посольство, где имел беседу с британским морским офицером. Он оставил странное впечатление: и сотрудничать хотел, и твердых обязательств не давал. Одновременно он стал прощупывать подходы и к всемогущим тогда в Японии американским оккупационным властям, и на встрече 17 мая все выложил: он "сыт по горло" сталинским режимом в Советском Союзе и только ждет приезда жены, чтобы попросить убежища в Соединенных Штатах для неё и себя. Состоялся и третий его контакт с западными представителями: в 9 часов утра 19 мая он снова пришел в британское посольство, находясь в состоянии некоторого возбуждения, и сообщил, что жене не разрешили приехать в Токио, а самого его отзывают в Москву, и он должен уехать не далее как на следующий день. Он хотел бы, заявил он, предоставить себя в распоряжение британской разведки и пообещал войти в контакт с её представителями, как только получит новое назначение за границу, уже вместе с женой. Только из-за неё он и возвращается. Он оставил свой московский адрес на случай необходимости установить с ним контакт там.