К тому же дело было опасным. Суд в Москве 1963 года над полковником Олегом Пеньковским живо запечатлелся в его мозгу. Он также вспомнил разброд среди официальных американских кругов в оценке беглеца из КГБ Юрия Носенко. Если он окажется втянутым в эту запутанную шпионскую игру, не навлечет ли на себя подозрений новых его хозяев по шпионажу? Однако в конце концов Шевченко согласился. Он понял, что все равно уже попался, раз обратился за политическим убежищем. Если КГБ регулярно практикует шантаж, то чем лучше ЦРУ? Он стал взвешивать потенциальные преимущества. Он выиграет время, чтобы убедить жену Лену (которая представления не имела о его планах и, вероятно, будет возражать) в правильности своего выбора. Дороже Лены была для него дочь Анна. Геннадий, сын, счастливо устроился в Москве, начав карьеру в МИД. Его не вытащишь, даже если бы он и захотел. Но дочь, его любимый ребенок, была с ними, в Нью-Йорке, и она будет ходить здесь в советскую школу, пока не доучится до старших классов, и тогда ей нужно будет возвращаться домой. Надо будет взять её с собой... Так более двух лет советский заместитель Генерального секретаря ООН А можно . И более двух лет советский заместитель Генерального секретаря работал в своем кабинете в качестве американского агента.
Он как будто бы никогда не переснимал советские документы для ЦРУ. "Референтура" - подразделение посла Малика в посольстве, ведавшее шифрами и связью, - охранялось, как крепость, за каждым пришедшим наблюдала электроника. Что Шевченко мог - и он это делал, - так это запоминать содержание телеграмм, которые он читал, и передавать американцам содержание дискуссий по политическим вопросам в советском представительстве. Таким образом американцы узнавали всё, что знали в самой миссии о взглядах Кремля на разрядку, советской позиции по Ближнему Востоку, отношениях СССР с Кубой, участии Кубы в африканских делах и, конечно, закулисных мероприятиях по специальности Шевченко - разоружению. Он также сумел дать американцам полную картину наличия сотрудников разведки в ООН.
За исключением одного или двух неприятных случаев, оказавшихся ложными тревогами, которые Шевченко пережил, будучи агентом ЦРУ, он обнаружил, что быть шпионом менее трудно и опасно, чем он представлял себе. Он был все более уверен в своих способностях играть в эту двойную игру, весной 1977 года произошла первая серьезная проверка его деятельности. Олег Трояновский, который сменил в начале года Малика, собрал всех высоких советских официальных лиц из советского представительства и секретариата, чтобы заслушать информацию шефа КГБ по ООН Юрия Дроздова. Это был призыв повысить бдительность перед лицом "империалистических провокаций". Выступление было довольно длинным, составленным на знакомом языке партийной пропаганды. Но в конце было указание усилить контроль за всеми контактами с иностранцами и ограничить передвижения по городу, что касалось и сотрудников Секретариата ООН. Тогда Шевченко не почувствовал персональной угрозы в свой адрес.
Это случилось следующим летом, когда, находясь в отпуске, он поехал в Крым к матери, он впервые начал подозревать, что слежка за ним носит вовсе не рутинный характер. В Курске в поезд сел человек, который все время торчал в коридоре у купе Шевченко. На обратном пути из Евпатории он столкнулся с тем, что ему поменяли место без объяснения причин - чтобы ещё одному человеку из КГБ было удобно следить за ним. Он потом писал:
"Андрей Громыко и все его подчиненные в МИДе относились ко мне абсолютно нормально. Но секретная полиция, похоже, заняла другую позицию, угрожающую".
Это неприятное внимание к нему продолжилось и после того, как они с женой поехали в Кисловодск. Там для них был заказан номер в элитной гостинице. Там их уединение всё время нарушали двое мужчин, которые то и дело навязывали им себя в собеседники, липли к ним во время прогулок и пикников. У Шевченко остался неприятный привкус во рту от последнего вкушения прелестей номенклатуры.
В Нью-Йорке он провел неспокойную зиму. Расстроились отношения с коллегами. Однажды в субботу вечером в начале 1978 года он сослался на болезнь, чтобы не участвовать в очередном заседании партбюро, и остался дома. Раздался настойчивый стук в дверь. Шевченко не стал отвечать, но на другое утро узнал, что приходил советский врач и Юрий Щербаков, офицер безопасности представительства. Они "беспокоились за него". Шевченко почувствовал, что сеть вокруг него смыкается. В пятницу 31 марта 1978 года по надеждам поиграть ещё был нанесен удар. Его начальство решило, что пора кончать. Пришла телеграмма с вызовом его в Москву "на консультации в связи с предстоящей специальной сессией Генеральной Ассамблеи по разоружению и другим вопросам". Москва спрашивала, когда он сможет вылететь.