Перелетные свиньи. Рад служить. Беззаконие в Бландинге. Полная луна. Как стать хорошим дельцом

— Это вы простите, сэр, — сказал Бидж, исполнивший pas seul[55].

— Нет, нет, вы, — сказал Скунмейкер.

— Хорошо, сэр, — сказал Бидж.

Лунообразное лицо дворецкого озарилось бы удивлением, если бы дворецкие имели право его выражать. Еще утром Бидж подумал, что американский гость бледноват и подавлен, словно у него болит голова, но сейчас он явно выздоровел. Глаза, которые недавно напоминали залежавшихся устриц, просто сияли, щеки — пылали. Тут подошло бы слово «светозарный», если бы Бидж его знал; но когда-то он слышал от лорда Икенхема выражение «как начищенный» и смело применил его к миллионеру.

— О, Бидж! — сказал тот.

— Сэр? — откликнулся Бидж.

— Какая погода!

— Прекрасная, сэр.

— Вы не видели лорда Икенхема?

— Только что он входил в комнату мисс Бриггз. В бывшую комнату, сэр. Ее уже нет с нами.

— Нет? Умерла?

— Уволена, сэр.

— А, вон что! Выгнали? Где ж ее комната?

— В конце коридора, сэр, на следующем этаже. Проводить вас?

— Нет, не надо. Сам найду. О, Бидж!

— Сэр?

Мистер Скунмейкер сунул ему в руку бумажку и убежал, подскакивая, словно ягненок-экстраверт в весеннее время.

Бидж взглянул на бумажку и, поскольку рядом никого не было, позволил себе охнуть. Он увидел десять фунтов, третий щедрый дар за эти часы. Сперва мисс Скунмейкер дала ему записку для миледи, а к ней — пять фунтов. Потом, видимо — прощаясь, столько же дал мистер Мериуэзер. Все это было удивительно, хотя и приятно.

Тем временем мистер Скунмейкер, едва касаясь паркета, прибыл в бывшую комнату Лаванды Бриггз, увидел лорда Икенхема и немедленно воскликнул:

— О, Фредди! Ты здесь.

— Да, я здесь. Присаживайся.

— Не могу. Можно, я похожу по комнате? Я хочу, чтобы ты узнал все первым. Помнишь, я говорил, что, если бы леди Констанс вышла за меня замуж, я был бы самым счастливым человеком?

— Как же, помню.

— Вот, я им стал.

Лорд Икенхем удивился не меньше дворецкого. Он предполагал, что понадобится кропотливый, медленный труд. Однако, без сомнений, что-то превратило робкого кролика в блистательного победителя, с которым не постеснялся бы обменяться опытом Дон Жуан. Причина могла быть только одна.

— Джимми, ты опять пил «Царицу мая»!

— Нет!!!

— Ты уверен?

— Конечно!

— Это хорошо, не стоит пить ее с утра. Однако предложение ты сделал, ответ — успешный. Как же ты справился со своими страхами?

— Мне не пришлось ни с чем справляться. Когда я увидел, что она горько плачет, страхи куда-то исчезли. Я бросился к ней…

— И сжал в объятиях?

— Ну что ты!

— Поцеловал?

— Ничего подобного. Я взял ее руку и сказал: «Конни».

— Конни?

— Да.

— Наконец-то! А она?

— Она сказала: «Джимми».

— Диалог однообразный, но, может быть, потом… Что ты еще сказал?

— «Конни, дорогая, в чем дело?»

— Понимаю твое любопытство. А в чем?

Мистер Скунмейкер, ходивший по комнате, как тигр по клетке, остановился и погас.

— Кто это Мериуэзер?

— Мериуэзер? — переспросил лорд Икенхем. — Разве Конни тебе не сказала?

— Она сказала, что ты его привез.

Лорд Икенхем понял такую сдержанность. В недавней беседе леди Констанс сама предположила, что будет нелегко объяснить их другу, почему она разрешила Биллу Бейли приехать в замок.

— Да, я. Фамилия его, собственно, Бейли, но обычно он путешествует инкогнито. Он — священник, полирует души в Боттлтон-Ист, где его очень ценят. И знаешь, Джимми, по-моему, ему нравится Майра. Я не уверен, он носит личину, но не удивлюсь, если он в нее влюблен. Как же ему неприятно, что она выходит за Арчи Гилпина!..

Мистер Скунмейкер издал такой звук, словно лопнул бумажный пакет. Лорд Икенхем не знал за ним этой привычки и решил, что она в ходу у миллионеров. Есть у них неписаные законы…

— Нет, — сказал миллионер.

— Что «нет»?

— Не выходит за Гилпина. Убежала с Мериуэзером.

— Как странно! Ты не спутал? Откуда ты знаешь?

— Она оставила Конни записку.

Лорд Икенхем явственно обрадовался.

— Не удивляюсь, что ты скачешь на пуантах, — сказал он. — Прекрасный человек! Три года боксировал за Оксфорд. Поздравляю.

Мистер Скунмейкер не смог разделить его радости.

— С чем тут поздравлять? Конни считает, что это — беда, потому она и плакала. Она говорит, ты все подстроил.

— Это кто, я? — удивился лорд Икенхем, не знавший, что копирайт на эти слова у Джорджа Сирила Бурбона. — В каком смысле?

— Ты его привез.

— Решил, что ему не помешает свежий воздух. Честное слово, Джимми, — сурово промолвил лорд Икенхем, — я тебя не понимаю. Если бы я его не привез, он бы не убежал с Майрой, Конни бы не плакала, а ты бы не сказал: «Конни». Ты бы называл ее леди Констанс и трясся, как соленая улитка, завидев ее профиль. Другой бы благодарил меня на коленях, если суставы позволят. Чем тебе плох Билл Бейли?

— Конни говорит, он нищий. У него нет ни гроша.

— Что ж, у тебя есть. Хватит на всех.

— Зачем Майре священник?