Она не отстала, когда мальчик пошел в школу, — прилипала к внешней стороне окна, чтобы получше разглядеть, что же написано в его учебнике, она знала всех его друзей и некоторых недолюбливала. И хотя Саша не слышал ни слова из тех, что она произносила за толщей стекла, показать на пальцах правильный ответ, подсмотренный из тетрадки отличника, она была в состоянии. Девочка росла вместе с ним, и к тому времени когда Саша поступил в университет, превратилась в миловидную молодую девушку. Тогда он уже освоил язык жестов, и поток информации, которой они обменивались, расширился настолько, что напоминал полноценное общение. В частности, она могла помочь сдать не только тестовые экзамены, но и те, где требовалось написать сочинение. Женщины в принципе лучше мужчин владеют речью, даже те, что от рождения немы.
Когда, разбирая старые документы дома, под слоем собственных детских историй так называемой болезни он обнаружил перинатальную карту, в которой было указано, что на самом деле его мать носила двоих детей, но выжил только один, он первым делом поднес её к окну. Девушка из отражения не удивилась, но попросила узнать, как её зовут. Без имени ей было неуютно, а клички, которые придумывал ей Саша, устраивали её в детстве, но не сейчас.
Спрашивать об этом у матери или отца было бы глупо, близнецы всё ещё помнили ужас в их глазах, когда родители поняли, что Саша подозревает о существовании сестры. Они считали, что мертвым среди живых не место, и решительно изгнали из своей жизни все, что могло бы напомнить им о дочери. У неё не было даже могилы, её тело было оформлено как хирургические отходы после сложного кесарева сечения. Они знали заранее, что девочка не выживет, и приняли решение не скорбеть о ней, как если бы её не было вовсе. Пытаться разузнать что-то означало бередить старые раны. Саша понимал это, хотя у него самого никаких ран не осталось. Для него сестра просто никогда не умирала, она жила в нем, причем в прямом смысле слова. Они были «переливающимися» близнецами — кровь одной уходила другому до тех пор, пока это не привело к гибели девочки, но вместе с кровью он получил её душу.
Сестра не была злокачественной опухолью на его личности, от которой следовало избавиться, она была живым человеком, право на жизнь которого следовало уважать. Вот только их было двое, а жизнь — одна.
На зимних каникулах Саша предпринял визит к бабушке, матери отца, справедливо полагая, что старики разговорчивее своих детей. В первый же день, в пропахшем травами и пылью деревенском доме, он подошел к шкафу, заставленному книгами и иконами. Богородица с младенцем и Николай Угодник мирно соседствовали здесь с Онегиными, Головлевыми, Обломовыми и Раскольниковыми. Пробежав безучастно взглядом по корешкам книг, он зацепился взглядом за однин из образов и спросил:
— Кто это?
— Это-то? — прищурилась старушка и тут же отвернулась, спеша по своим делам, — святая праматерь Лия. Покровительствует благополучию в семейной жизни.
— А почему она здесь? — Саша направился за ней вглубь дома, смиряя шаг, чтобы не обгонять шаркающую пенсионерку. Легкая тень полупрозрачной девушки металась за стеклами окон, силясь не пропустить ни слова. — Я имею в виду, неужели Богородицы для этих дел недостаточно?
— Чадолюбивая она была, матушка-то, — говорила она, уходя все глубже в свои комнаты. — Много детей у нее было, и обо всех она заботилась — за то её Господь над нами и поставил.
Добиться от бабушки прямого ответа не удалось, но то, как она его избегала, наводило на мысль, что догадка была правильной. Так девушка по ту сторону зеркала обрела свое имя.
Саша и Лия делили жизнь, как умели: вместе всюду, где есть свет и всё, от чего он может отражаться; украдкой обменивались знаками и многозначительными взглядами, когда кто-то мог это заметить; обсуждали Сашиных знакомых, когда были одни. Так продолжалось до тех пор, пока Лия не влюбилась. В живого человека, разумеется. Такие, как она сама, по земле ходить избегали.
Саша перепробовал всё. Сначала он пытался избегать высокого въерошенного одногруппника по имени Никита на занятиях, но даже когда он не видел свою сестру в отражении стекла, он чувствовал, как она тоскует. Потом он сжалился над ней, завел с парнем дружбу, узнал его получше и понял, что он не так уж плох. Но это ничего не меняло — Лия по-прежнему была призраком, воспринимать образ которого мог только её брат. Саша не мог даже представить всю глубину её одиночества. Весь мир, кроме него одного, делал вид, что этой девушки нет и не было никогда. Она была заперта в своем Зазеркалье, точно маленькая Алиса, вот только в этой стране было холодно и темно.
И тогда, в преддверии Нового года, он решился отступить в Зазеркалье вместо неё. Сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что идея была безумна, что он должен был хотя бы лучше подготовиться, но если бы он не сделал этого так, как сделал, жизнь, унылая и безрадостная в свете чужого горя, длилась бы и длилась до самого конца.