Перелом

И в самом деле, когда Марья Михайловна пришла (уже без Владика, его больше не пускали) и стала протирать пол под моей кроватью, я явственно почуяла запах спиртного. Окончив уборку, она с нелепой улыбкой на миловидном лице села на табурет, расставила ноги и сипло запела "Ромашки спрятались, поникли лютики"... Зина со своей кровати кинула в нее стакан. Марья Михайловна с цирковой ловкостью поймала его. Все это походило на бред...

22

Неожиданная новость: приехал Митя! Не писал, не телеграфировал, просто приехал! Все такой же - бледный, редковолосый, но милый, милый до невозможности! До чего же люблю его, старшенького!

- И зачем ты приехал? Пропускаешь занятия, ведь последний курс, а здесь ты мне все равно ничем не поможешь. Вот выпишут - тогда повезешь домой. А так-то чего ради?

А сама была рада без памяти, что приехал. Он смотрел с удивлением, словно не узнавая. И в самом деле, судя по зеркалу, изменилась я крепко. Остриженная, ненакрашенная, в безобразном халате. Сутулая, на костылях мешок мешком.

- Ну, пойдем в холл, там поговорим.

- Однако ты молодец, мама! Уже на ногах.

- Не на ногах, на костылях.

- Важно, что не лежачая. Для такого перелома совсем неплохо восстанавливаешься.

- А откуда ты знаешь, какой у меня перелом?

Смутился:

- Я тут говорил с твоим, как его, Михаилом Михайловичем. "Автором сустава". Смотрел твой последний рентген. В общем, там все в порядке. Ты не беспокойся...

Ох, эта врачебная бодрость!

- Говори прямо, что-нибудь не так?

- Нет, мама, все нормально. До чего же ты стала мнительна, прямо как больная.

- А я и есть больная.

- Я думал, что ты прежде всего врач.

- Зря думал. Ну, ладно, рассказывай, как там у вас.

- Нормально. - Любимое словцо сегодняшней молодежи: о чем ни спросишь, все у них "нормально".

- С хозяйством справляетесь?

- Справляемся. К нам твоя знакомая, Люсей зовут, помогать приходит. Помнишь ее? Люся Шилова, твоя пациентка.

Вспомнила. Была такая в прошлой жизни, давным-давно. Красивая, с темной косой, полувырванной пьяным мужем...

- Вы ей хоть платите, Люсе?

- Что ты! Не берет ни копейки. Говорит, жизнью тебе обязана.

- Не берет так не берет. Еще что нового? Как Валюн?

Митя покраснел:

- Мамочка, я долго думал, говорить тебе или нет, но все-таки решил скажу.

- Что такое? Заболел? Из школы выгнали?

- Хуже: женился.

Прямо обмерла:

- Женился? На ком же?

- На своей однокласснице, Наташе Спириной, помнишь такую? Бывала у нас.

- Не помню. Как же их зарегистрировали, если ему восемнадцати нет?

- Обошлись без регистрации. Живут, говоря пышно, во грехе.

- И где же это они живут?

- Разумеется, у нас. Наташины родители резко против. Валька им не нравится. И странно было бы, если б нравился. Я бы такого зятя на порог не пустил. Они люди трудовые, степенные, отец - рабочий, жестянщик высокой квалификации, мать - пенсионерка. Хотели в школу жаловаться, раздумали. Огласки побоялись.

- Какая она из себя, эта Наташа? Что-то не припомню.

- А никакая. Цвета пыли. Да там почти что и нет Наташи. Маленькая, дохленькая, а характер - дай боже!

- Вы с ней ссоритесь?

- Стараюсь не замечать.

- А на какие средства, прости за бестактность, они живут?

- На наши. Значит, на твои: моя стипендия - капля в море. Наташкин отец и слышать не хочет, чтобы им помогать. Сам, говорит, женился - сам содержи жену и себя. Вполне резонно.

- Где же вы все разместились?

- Молодые - в твоей комнате, я - в угловой, с балконом.

- Загадили они, верно, мою комнату?

- Не без того.

И тут, неожиданно для себя, я заплакала. Почему-то до слез стало жалко именно мою комнату - просторную, чистую, с высоким потолком. С видом на громоздящийся город, на изогнутые цветки фонарей...

- Мама, не плачь, а то буду жалеть, что тебе сказал. Думал - как лучше, а вышло хуже. Валька обещал сам тебе написать.

Вытерла слезы:

- Прости. Разболтались нервы. Лежишь тут, лежишь... Врачи насчет выписки пока отмалчиваются. Тебе сказали хоть примерно, когда меня выпишут?

- Месяца через полтора-два. Что-нибудь в мае.

- Боже мой! Я, кажется, уже не могу лежать. А главное, в чем смысл? Лечения все равно никакого. Одна гимнастика да процедуры. Так бы я и дома могла лечиться. Ты поговори с ними, Митюша. Пусть они меня выпишут под твою ответственность...

Что-то не совсем понятное в Митином выражении лица:

- Михаил Михайлович тебя пока не отпускает. Рентген контрольный, то да се...

- Говори прямо: не прижился сустав?

- Пока неясно. Возможно, еще приживется. А если нет...

- Еще одна операция?

- Не исключено, - осторожно ответил Митя.

- Коновалы они, коновалы! - не своим голосом крикнула я.

Сидевшие в холле обернулись, явно шокированные.

- Ну вот этого я от тебя, мама, не ожидал. Ты, кажется, человек разумный. Врачи сделали что могли. И продолжают делать. Сложный перелом. Пришлось сместить взаимное расположение бедра и таза. Я тебе нарисую, ты сама увидишь, какая там у тебя картина...

Вынул записную книжку, стал что-то набрасывать. Я н-е глядела. Врач во мне вымер. Я только спрашивала:

- Что же, я теперь никогда не буду ходить как человек? По-настоящему?