Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Пожалуй, это была сенсация, которая осталась неизвестной ни вездесущей прессе, ни дотошным дипломатам, ни даже американской делегации, хотя положило начало крупным переменам. Из разных источников к нам и раньше доходили сведения, что в Вашингтоне и других западных столицах обсуждается возможность размена — Запад даст согласие на уведомление об учениях ВВС, если Советский Союз откажется от требования охвата мерами доверия самостоятельной деятельности ВМС. Но тут Берри ставит вопрос о договоренности, которая относила бы ВМС на второй этап конференции. Иными словами,  впервые США выражали готовность обсуждать с Советским Союзом святая святых — деятельность своего флота. Причем тут могут быть различные комбинации. Например, выторговать охват мерами доверия деятельность ВВС, а самостоятельную деятельность ВМС перенести на следующий этап.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому первой мыслью было, а не обманывает ли меня Берри? Но в контактах с Гудби я привык доверять партнеру. Поэтому немедленно сообщил о высказанных американцем соображениях в Москву и сам полетел вслед за телеграммой.

* * *

В Москве по— прежнему царила суета и витал дух перемен. Правда, не известно, каких. Мидовское руководство готовилось к встрече Горбачева и Рейгана в Женеве, и я понимал, что ему не до меня и не до Стокгольмской конференции. Тем не менее, к министру пробиться удалось. Он позвал Корниенко и сказал:

— Давайте обсудим, что происходит в Стокгольме и нельзя ли использовать наметившийся там прогресс для женевской встречи.

Я рассказал о предложении Берри и подчеркнул, что, на мой взгляд, это зондаж, которым надо воспользоваться. Судя по всему, США не пойдут на то, чтобы поставить под контроль самостоятельную деятельность своих ВМС, включая выходы кораблей из портов США и мероприятия по противолодочной обороне. Однако можно добиться распространения мер доверия на самостоятельную деятельность ВВС и те военно— морские учения и передвижения судов, которые связаны с операциями сухопутных войск в Европе. А вопрос о самостоятельной деятельности ВМС нужно попробовать перенести на второй этап конференции. Я мог бы обговорить такую комбинацию с Берри, и, если она пройдет, это станет весомой договоренностью в Женеве. Для Стокгольма это был бы настоящий прорыв.

Корниенко, который хмуро слушал, сказал скрипучим голосом:

— Это химера. Наши военные никогда и ни при каких условиях не пойдут на это. Вы, Гриневский, должны знать это лучше, чем кто— либо другой.

Я хотел было заметить, что у военных есть разные мнения на этот счет, но вмешался Шеварднадзе.

— Давайте порассуждаем. Разве сейчас мы контролируем их флот и авиацию? Нет. Тогда в чем же дело? Почему не согласиться с тем, что есть? Надо серьезно поговорить с военными.

Но Корниенко упрямо стоял на своем. Программа встречи в Женеве, говорил он, уже сверстана. Она будет сконцентрирована на трех основных вопросах — демилитаризация космоса, пятидесятипроцентное сокращение СНВ и размещение РСД в Европе. По всем этим вопросам у нас и так достаточно проблем с военными, чтобы начинать теперь еще и спор по ВМС. Мы его все равно не выиграем, но можем потерять кое — что при выработке позиции по стратегическим вооружениям.

А когда выходили из кабинета, он прямо сказал, тыча мне пальцем в грудь:

— Запомните: вопросы Стокгольмской конференции в Женеве обсуждаться не будут ни на каком уровне. И ничего конкретного в привязке к Стокгольму в Женеве не будет. С американцами уже все обговорено.

Короче говоря, мне дали ясно понять, чтобы я не высовывался. Новые директивы в этой ситуации просить было бесполезно. Да и две недели перерыва — срок очень короткий. В общем, приходилось уезжать в Стокгольм с пустыми руками.

ГОРБАЧЁВ ЗНАЕТ ВСЁ ПРО АМЕРИКУ

Утром 4 ноября в Москву прилетел Шульц. Стояла морозная солнечная погода. Город был украшен красными флагами и транспарантами, славящими мудрую политику ЦК КПСС, — страна готовилась отмечать очередную годовщину Октябрьской революции. Но госсекретарю так и не удалось увидеть праздничную столицу. Шесть часов провел он в этот день в особняке МИД на улице Алексея Толстого, ведя жесткий диалог с Шеварднадзе.

А на следующий день в 10 часов утра его принял Горбачев. Как говорили люди из его близкого окружения, Генсек был явно раздражён: до встречи в верхах остаётся всего две недели, но так и неясно, чем конкретно она завершится.