Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Начиная с 70-х, практически все советские делегации формировались на этой основе. С той только разницей, что КГБ, почувствовав себя обделенным, тоже потребовал включать своего представителя в разряд членов делегации. Разумеется, Политбюро пошло навстречу советским чекистам. В конечном итоге делегация превратилась в громоздкий бюрократический аппарат, который требовал уйму времени и сил на обеспечение его работоспособности, и потому не способный быстро реагировать на меняющуюся обстановку. Из собственного опыта могу сказать, что 55 — 60 процентов моего времени как руководителя делегации уходило на согласование позиций между ведомствами, 10 — 15 процентов — на уговоры союзников и только 20 — 30 процентов на сами переговоры.

* * *

Итак, в субботу 21 января в специально защищенном от прослушивания кабинете в здании советского посольства собрались члены делегации.

Справа от меня сидел Игорь Юрьевич Андропов — сын Генерального секретаря ЦК КПСС. Ему было немногим больше сорока — высокого роста с широко расставленными, как у отца, прямыми плечами, тем же в отца взглядом темно — вишневых глаз. В середине 70-х Игорь Андропов преподавал в Дипломатической академии, откуда его вытащил в МИД хитрый и далеко смотрящий вперед А.Г. Ковалев. И не просто в МИД — а на Мадридскую встречу СБСЕ, членом делегации, которую он сам и возглавлял. По МИДу легенды ходили о их необыкновенной и неразрывной дружбе — и жили бок о бок, и работали в одной упряжке, и отдыхали вместе. И насколько легче потом стало тогда Ковалеву пробивать нужные ему решения через головы упершихся ведомств. После моего назначения в Стокгольм он не раз наставлял:

— Игорь Юрьевич очень опытный и знающий дипломат. Советую Вам постоянно консультироваться с ним по всем вопросам.

А мидовские остроумцы злословили:

— Для американцев присутствие Андропова младшего в Стокгольме — самый надёжный фактор сдерживания. Более надёжный, чем все их ракеты и атомные бомбы. В Вашингтоне понимают: Советский Союз не нападёт на США, пока заграницей находится сын Генсека. Поэтому они и затягивают там переговоры. Так что сидите в своём Стокгольме и не рыпайтесь, чтобы войны не было!

В общем, иметь такого человека в делегации было непросто — тут высвечивали и большие плюсы и еще большие минусы. Но выбирать не приходилось — скорее, меня выбирали.

Игорь, однако, оказался добрым малым, без всякого гонора, присущего детям сильных мира сего. И дело знал. Но очень скоро я понял, что имел в виду его отец, когда просил быть с ним построже. Вокруг него действительно вилась свора псевдодрузей, постоянно зазывая его то в баню, то в ресторан, то на презентацию, то еще куда— нибудь, где можно было хорошо выпить. Удержаться от этих приглашений ему порой было трудно. Но он и сам догадывался, чего стоят все эти люди. Не раз я видел его поздно вечером после хорошего поддатия грустным и каким— то опустошенным.

— Знаешь, Олег, — говорил он мне, — вокруг людей полно, а я не знаю, почему они со мной дружат. Потому ли, что я хороший парень — Игорь Андропов, или потому, что у меня отец — Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Очень скоро жизнь дала ему ответ. После смерти отца вокруг него не осталось никого. Все — я не преувеличиваю, когда говорю, все, — кто хотел дружить с ним, от него отвернулись. Даже любимая жена ушла ...

Напротив Андропова, слева от меня, сидел другой влиятельный член делегации — генерал Борис Семенович Иванов, представлявший КГБ. Очень скоро я понял, что его главной заботой были отнюдь не меры доверия, а безопасность сына Генерального секретаря.

Он был уже в летах — тучный, расплывшийся, но живой и энергичный. Жизнь изрядно потрепала его. Был он резидентом КГБ в Нью— Йорке и главным представителем этого ведомства в Афганистане во время ввода туда советских войск. Как говорят, его эвакуировали оттуда в 1982 году с диагнозом острого невроза. Сам о себе он ничего не рассказывал, сколько я его не пытал и лаской, и расспросами то в бане, то за столом за бутылкой водки. Все равно молчал — железный, видно, человек. Только улыбался. А вот жена его Раиса Петровна, простая, добрая женщина, как— то сказала, что спала эти три года в Кабуле с пистолетом под подушкой. И в глазах у нее был ужас.