Переломленная судьба

Ван Чанчи стал поглаживать живот Сяовэнь, ему вдруг показалось, что рука его стала больше, причем настолько, что теперь он мог объять ею сразу весь живот Сяовэнь. Вместе с тем он почувствовал, что ее живот потерял былую гладкость, теперь его рука словно цеплялась обо что-то, что оставляло на ладони болезненные ощущения.

— Дети должны рождаться в комнатах без сквозняков, нужно, чтобы лампочки светили ярче, чтобы двери лучше всего были стеклянными, чтобы на окнах висели занавески, чтобы у ребенка была колыбелька, деревянная лошадка, чтобы детское одеялко было набито новым хлопком, чтобы пол сверкал чистотой, чтобы его покрывала отражающая все и вся керамическая плитка.

— Ты — мечтатель, ты…

— А еще у него должно быть много всяких игрушек: кукол, машинок, трансформеров, футбольных мячей, пистолетов, велосипедов, собачек с котиками, а еще разных мозаик, детских книжек, комиксов, всякой музыки — в общем, всего, чего душа пожелает.

— Может, ты уже спустишься с небес на землю? — попросила Сяовэнь, посмотрев на потолочные перекрытия. Ван Чанчи проследил за ее взглядом и увидел старые дешевые доски в дождевых подтеках, углы которых оплетала паутина. Сверху доносилась беготня мышей, за окном свистел холодный ветер. Ван Чанчи возвратился в реальность и закрыл фанерой окно, чтобы через щели дуло не так сильно.

— А ты можешь какое-то время хранить беременность в тайне? — спросил он.

— Почему от меня вечно требуется что-то скрывать?

— Потому что я хочу вытащить тебя отсюда.

— Чтобы вообще положить зубы на полку? Так я их уже положила.

— Но ведь у тебя есть я?

Сяовэнь помотала головой. Она была уверена, что в городе Ван Чанчи не сможет в одиночку прокормить их двоих, а если говорить точнее — троих. Она не понимала, с какого перепугу, но он вдруг поклялся, что непременно устроит все наилучшим образом: чтобы ее вовремя поставили на учет, чтобы она ела три раза в день, чтобы она могла гулять, слушать музыку, есть фрукты — словом, наслаждаться всеми радостями, которые приходятся на долю городских беременных. Сяовэнь его слушала-слушала и вдруг заплакала:

— Я ведь не принцесса, чтобы жить в таких условиях.

— Горожанки, у которых водятся деньги, так вообще уезжают рожать в Штаты или в Гонконг. Если мы сейчас не переберемся в город, то в будущем наш ребенок не только останется за линией старта, он просто останется без штанов, у него не будет даже штанов!

— А деньги? — спросила Сяовэнь. — Без денег все эти разговоры, что холостой выстрел.

Не найдясь с ответом, Ван Чанчи принялся бродить по комнате, делая семь шагов в одну сторону и столько же обратно, словно пытаясь «сложить стихи за семь шагов»[12]. Сяовэнь ждала, что он вот-вот что-нибудь придумает, но прошла минута, потом десять, а Ван Чанчи все бродил туда-сюда, словно маятник, в конце концов усыпив Сяовэнь своим хождением.

Лю Шуанцзюй заметила, что Ван Чанчи вдруг стал проявлять о Сяовэнь повышенную заботу. Раньше он никогда не помогал Сяовэнь носить воду для мытья ног, а теперь он не только стал носить воду, но еще и осторожно перекладывал в ее тарелку кусочки мяса, пожалованные ему Лю Шуанцзюй. Он не разрешал ей носить воду, запрещал ходить к колодцу стирать, а еще вместе с Чжан Хуэй купил шаль, чтобы Сяовэнь как следует обматывала голову и шею. Если же им случалось одновременно выйти за порог дома, Ван Чанчи непременно вставал с ветреной стороны, чтобы защищать ее от холода. Лю Шуанцзюй ничего не могла понять и даже немного расстроилась. Тогда она обратилась к Ван Хуаю:

— С чего вдруг Чанчи превратился для Сяовэнь в маменьку?

— Может, Сяовэнь забеременела? — ответил Ван Хуай.

— А ведь и правда, — стукнула себя по лбу Лю Шуанцзюй.

— Это судьба, — вздохнул Ван Хуай. — Так хотелось, чтобы они завели ребенка в городе, но вопреки всему они завели его в деревне. Ну, точно, как у плешивых с богатой шевелюрой на лобке — все делается наоборот.

После Праздника весны Ван Чанчи и Сяовэнь стали собирать сумки, готовясь к отъезду в город. Ван Хуай отвел Ван Чанчи в сторонку и спросил:

— Правда, что Сяовэнь ждет ребенка?

— Разве не ты мне говорил, что у нас здесь неподходящий фэн-шуй, к чему испытывать судьбу?

Ван Хуай пристально уставился прямо в глаза сыну, точно пытался распознать, правду ли тот говорит.

— Она точно не беременна, — подтвердил Ван Чанчи.

— Если ты поедешь в город с женой на сносях, тебе будет в два раза тяжелее: и ты будешь уставать, и Сяовэнь исстрадается. Если скажешь правду, мы еще можем что-нибудь придумать.

— Уже все решено, назад дороги нет.

— А может, лучше дождетесь, пока родится малыш, а уже потом поедете работать?

— Но ведь тогда это будет еще один Ван Чанчи, разве не так? Тут речь даже не о том, где родится ребенок, а о том, что даже пердеть я хочу только в городе!

В ответ на это Ван Хуай показал ему большой палец.

25