Переломленная судьба

— У меня же нет обморока, чтобы есть куриный бульон, — стал оправдываться Ван Чанчи.

Отдохнув какое-то время, Сяовэнь открыла глаза. Поддерживаемая Ван Чанчи, она попробовала сделать несколько шагов, но тут же поспешила сесть обратно, по-прежнему чувствуя сильное головокружение. Тогда Ван Чанчи усадил ее на кресло-каталку, попросил закрыть глаза и покатил по коридору.

— Куда мы едем? — спросила она.

— На осмотр.

— У нас денег осталось только на неделю.

— О деньгах не беспокойся, — отчеканил Ван Чанчи.

Ван Чанчи свозил ее к гинекологу, неврологу, в кабинет УЗИ. Врачи установили, что и ребенок, и мать в полном порядке.

— Почему же тогда случился обморок? — спросила Сяовэнь.

— На ранних сроках у некоторых беременных такое случается, но ведь ты из деревни, тебе нельзя быть такой изнеженной, — ответил ей доктор.

Услышав такое, Ван Чанчи тут же вспылил:

— То есть беременные из деревни не должны падать в обморок? А я вот позволяю ей быть изнеженной, бледной и постоянно жаловаться на боли в пояснице.

Тут врач принял серьезный вид и сказал:

— Вы чересчур восприимчивы, я всего лишь сказал правду.

— Деревенские — такие же люди, — продолжал настаивать Ван Чанчи. — И болеть они могут точно так же, как и городские.

— Конечно-конечно… — согласился доктор, после чего вдруг махнул рукой и попросил: — Уходите.

Толкая перед собой каталку с Сяовэнь, Ван Чанчи, вышел из кабинета.

— С таким деревенским хайлом тут можно всех беременных распугать, — донеслось ему вослед.

— Слышала? — спросил Ван Чанчи.

— Оставь их в покое, ведь придется еще сюда обращаться, — ответила Сяовэнь.

Ван Чанчи довел Сяовэнь до скамейки в холле и предложил прилечь. Она легла и заснула. Переживая, что Сяовэнь замерзнет, Ван Чанчи снял с себя верхнюю одежду и укрыл ее. Сам Ван Чанчи, чтобы не вспотеть на работе, ничего теплого под низ не надевал, поэтому сейчас, сняв с себя куртку, он промерз до костей. Пытаясь согреться, он стал быстро ходить взад-вперед, пока не почувствовал легкую испарину. Едва Ван Чанчи начинал замерзать, он вставал подвигаться, а как только согревался — отдыхал. Так он и провел все это время до самого вечера, пока Сяовэнь не проснулась. Народу в холле больницы уже поубавилось, за окнами стемнело, Сяовэнь почувствовала, что дышится ей намного легче, да и голова уже не гудела.

Сяовэнь так и не встретилась с Чжан Хуэй, она пыталась доехать до нее несколько раз, но в автобусе ей постоянно становилось так плохо, что она едва добиралась назад. Как только ей начинало казаться, что она сбилась с дороги, ее охватывала паника, а чем больше она волновалась, тем больше у нее мутилось в голове. Обмороки случались у нее и во время покупок по хозяйству. Но чем больше у нее случалось таких приступов, тем лучше она была к ним готова. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, Сяовэнь тут же искала место, куда можно было бы приткнуться. Усевшись и подождав, когда ей полегчает, она продолжала путь дальше. Теперь первое, что спрашивал ее Ван Чанчи, возвращаясь с работы, кружилась ли у нее голова. Боясь его расстроить, Сяовэнь обманывала его и говорила, что нет. Но такие обморочные состояния сильно нарушили ее сон. Каждый вечер, когда она ложилась спать, ей казалось, что все вокруг нее вращается: и кровать, и потолок. Ей представлялось, что она то куда-то взлетает, то падает вниз, из-за этого она полностью потеряла сон, как в свое время его потеряли Ван Хуэй и Второй дядюшка, когда ждали, что в их деревню нагрянут полицейские. Из-за бессонницы ее мучали не только головокружения, но и головные боли. Ван Чанчи заметил, что она похудела. Она старалась его успокоить, мол, ничего страшного, все беременные мучаются точно так же.

Спустя десять с лишним попыток добраться до Чжан Хуэй однажды вечером Сяовэнь до нее все-таки добралась. Словно напуганный до смерти ребенок, она стала плакать и изливать ей свою душу.

— Ах ты, бедняжка-бедняжка, — приговаривала Чжан Хуэй. — Твоей бы красоте да правильное применение.

— Какое еще применение? — спросила Сяовэнь.

— Если бы ты устроилась сюда разминать клиентам ступни, то зарабатывала бы в месяц по четыреста-пятьсот юаней.

— Не может быть! — Сяовэнь раскрыла от удивления рот: — Чанчи зарабатывает пятьсот юаней в месяц каменщиком.

— А если перестанешь ломаться, то за вечер сможешь заработать юаней двести-триста.

— Это как понять «перестанешь ломаться»?

— Это значит переспишь…

Сяовэнь удивленно втянула носом воздух и покраснела. Чжан Хуэй похлопала ее по щекам и сказала:

— Клиентам нравятся такие тонкокожие, застенчивые милашки. Они считают это признаком целомудрия. Чем целомудреннее ты кажешься, тем дороже стоишь.

Сяовэнь заколотило от страха так, словно только что до нее дотронулся какой-то незнакомый мужик.

— Об твою кожу можно пальцы поранить, — вдруг за метила Чжан Хуэй. — Ты давно за ней ухаживала?

— Нам на овощах и то экономить приходится, тут уж не до косметики.

— Так ты заработай.

Сяовэнь, пытаясь увильнуть от ответа, проговорила:

— Я… я беременна.

Чжан Хуэй попросила ее оголить живот. Сяовэнь расстегнулась.