Перемена

С сумерек и до утра, не потухая, горела зеленая лампа во втором этаже дома с колонками, где помещался тов. Васильев. Сам он вечером и среди ночи принимал по делам, но говорил только шопотом, указывая на горло: простуда. Когда не было посетителей, шагал взад и вперед, временами ссыпая табак из жестянки на смятую бумажонку и сворачивая папироску. Шагая, диктовал сиплым шопотом, часто дышал; продиктованное - перечитывал.

Фронт передвигался. Войска уходили. Людей не хватало. Постановления не исполнялись.

В "Известьях", - так думали обыватели, - сидел упразднитель. Хватался за все: нынче одно упразднит, а завтра другое. Добрались до орфографии, до средней школы, до университета, из банка забрали наличность, богачей обложили большими налогами. Какие-то люди убили профессора Колли.

А упразднитель хватался опять за одно, за другое. Упразднена уже собственность, право иметь больше столька-то денег наличными, сословный суд, прокуроры, сословье присяжных поверенных. Один за другим взрыхлялись лопатой пласты и выбрасывались. Людей не хватало. Упразднитель писал на бумажках с печатями: вызвать икса такого-то, вызвать игрека-иксовича, вызвать граждан таких-то. Именитые адвокаты, член суда и нотариус, пофыркивая, пришли по бумажке. Упразднитель просил их взять на себя реформу гражданского суда по новым советским законам. Именитые граждане, пофыркивая, отказались.

В газетах уж реяли ястребы, - темные слухи и телеграммы о близости падали, новой войны: немцы давили на русских. Был подписан мир в Бресте, а немцы, под предлогом очистки и определения границ, наступали, - уже подходили к Одессе. С Украйны шли гайдамаки, под Новочеркасском зашевелились казаки.

Нежданно-негаданно вдруг разразилась пальба. Анархисты-коммунисты восстали. Обстреляли штаб, убили и ранили многих, завладели двумя домами, а после были разбиты. Потом, успокоившись, отпечатали номер газеты "Черное Знамя" со стихами Дмитрия Цензора и об'явленьем курсивом на первой странице о том, что труд сотрудников будет непременно оплачиваться...

- Наша беда не в том, что мы имеем военные задачи; наступать всякий может. Беда наша в том, что мы наступаем, реорганизуя. Мы должны перестраивать на скорую руку, без людей, с мошенниками и саботажниками, на завоеванном месте, на клочке, который, может быть, завтра от нас будет вырван!

Так признался усталый Васильев Якову Львовичу поздно вечером, когда тот забрел на зеленую лампу.

Суета перестройки вершилась при тайном злорадстве одних и при явной поживе других.

Ветер февральский рвет, посыпая снежком, постановленье на круглом столбе: Реформа нотариата. В домике с ундервудами и ремингтонами, где жила переписчица, шумно. Нотариат упразднен, вместо него нотариальные камеры, где будут записывать браки, рождения и смерти. Старый нотариус, покачав бородой на машины и вешалки, вышел; его уже не пустят обратно. Машины и вешалки взяты по описи в камеры младшими клерками. Младший помощник нотариуса, с кожурой от подсолнухов между гнилыми зубами, по фамилии Пальчик, стал товарищем Пальчиком. С'ездил в ревком, утвердился и занят реформой. Товарищу Пальчику много работы: составить подробную смету. Товарищем Пальчиком разграфлена уж бумага на столбцы и колонки, и обозначено, кто какой получает оклад от правительства, - первым долгом он сам, как заведующий; вторым долгом он лично, как стряпчий, третьим долгом он же сверхштатно, как представитель от камеры, на раз'езды и прочие нужды. Дальше идут, понижаясь, по порядку все клерки, вдова-переписчица и сторожиха. Товарищу Пальчику понадобился кабинет, и вдове-переписчице велено в двадцать четыре часа переселиться, куда пожелает.

Вздыхая, связала вдова три узла и на казенной подводе перевезла их в подвальчик, снятый в трех'этажном дворце Степаниды Орловой.

В Ростове при чем-то совсем постороннем двумя-тремя юношами сорганизован комитет по охране искусства. Бумажки с печатями на осмотр, на ревизию, на реквизицию посыпались из канцелярии. Опустевшие особняки снова ожили. В них захаживают, поворачивая книги, вазы, картины, собрания фарфора, заглядывая им сбоку, сзади и наизнанку, определяют, классифицируют, вспоминая уроки истории по древней Греции и каталоги Третьяковки. Собрано все на подводы, подводы поехали, но по дороге исчезло не мало. Ругался военный начальник, требовал об'яснения, ему об'ясняли, показывая ордера. Ордера были в порядке с печатью за отношением. Были они внесены под номерами и в получении их расписались. Но вещи исчезли.

- Все это мелочи и чепуха! - горячилась фигурка в коричневом платье с коротенькими волосами. Бледное личико с веснушками возле носа сияло. Это Кусе рассказывал Яков Львович, что в городе бестолочь, что так нельзя, что это выходит не большевизм, а юмористика, и Куся ему возражала с горячностью:

- Все это мелочи и чепуха! Надо ведь с чего-нибудь начать, а они откудова знают, с чего? Пускай себе хоть кверху ногами. Эка беда, две-три чашки покрали с подводы. Вы лучше подумайте, ведь они помогают сдвинуть с места весь мир, может сами не знают, а помогают!