Перемена климата

Женщина по имени Клара убирала дом и стирала одежду. Она училась и выросла в миссии, получила соответствующее свидетельство. Она стыдилась своего занятия, и Ральф с Анной понимали, что она давно переросла уборку со стиркой. Когда Клара просила, они с готовностью сочиняли рекомендательные письма, будь то в магазин или в местную больницу, где требовались медсестры в регистратуру. Но работодатели неизменно Клару отвергали. Она возвращалась в миссию с мертвыми глазами и бралась за швабру.

Когда-то у Клары был муж, но он сбежал, оставив жену с четырьмя малыми детьми. Упования, которые она возлагала на своих малюток, были весьма высоки, как и требования, которые она к ним предъявляла: молчать, не лениться, заниматься полезным делом. Каждый вечер она заставляла детей читать наизусть Библию; если кто запинался или ошибался, велела нести трость. Вечера оглашались тоненькими детскими вскриками, похожими на мяуканье. Но кто посмел бы запретить Кларе наставлять своих отпрысков? Она считала, что дети не должны вырасти похожими на своего отца, и вразумляла их тем способом, который считала единственно верным лекарством из жизни в пороке, пьянстве и страданиях, ведущей к вечным мукам в преисподней.

Понять, почему работодатели отказывают Кларе, оказалось довольно просто, но куда труднее было облечь это понимание в слова. Она обладала некими душевными качествами, что внушали опасение. Нет, не склонностью к насилию, которая выделяла Розину. В душе Клары зияла пустота, и никому не хотелось ломать голову над тем, чем и как эту пустоту можно заполнить.

Каждое утро на Флауэр-стрит Ральф забивался в клетушку, которую громко именовал кабинетом, и принимался изучать письма и счета, скрупулезно и старательно подбивая ничтожные суммы в жалкой и тщетной попытке сэкономить. Анна же отправлялась в начальную школу, присматривать за помощниками из местных. Учеников в школе было немало, порядка полутора сотен, и за ними приглядывали двадцать или тридцать добровольцев, которые приходили и уходили, сменяя друг друга, по какому-то чрезвычайно хитроумному расписанию. Сами они в этом расписании отлично разбирались, а вот Анна вечно путалась.

Каждое утро детишек обряжали в синие комбинезончики, которые застегивались на спине; это было первое испытание — запихнуть шаловливые, беспокойные ручки в рукава. Две наемных прачки стирали комбинезоны в конце недели, а еще одна женщина готовила кашу на обед. Детей приходилось едва ли не насильно кормить этой кашей, приходилось укладывать спать после обеда, следить за ними в оба глаза на качелях, горках и лесенках, взвешивать, измерять рост и рассказывать им сказки. В общем, хлопот хватало, а рабочих рук было в обрез.

Когда детишкам исполнялось по семь, они покидали уютный мирок начальной школы при миссии и вступали в опасный взрослый мир: два с половиной часа учебы ежедневно, как полагалось по новым законам. Едва эти два с половиной часа пролетали, детей фактически бросали на волю обстоятельств. Если матери ухитрялись подыскать себе хоть какую-то работу, детей оставляли весьма небрежному, вынужденному попечению родственников либо старших братьев и сестер. Те нисколько не усердствовали, и дети благополучно оказывались на улице.

Немногочисленные счастливчики попадали, как выражались в миссии, в «игровую группу». Их кормили супом и хлебом, а также фруктами, когда те удавалось закупить. Книжек ребятам не давали, поскольку это было бы нарушением закона. Старались занять, отвлечь от улицы играми и изучением полезных ремесел, дабы неокрепшие умы не поддались искусу пойти по преступным путям.

Соблюдались ли в городе эти дурацкие новые законы? О, да.

— Тут полным-полно тех, кто сразу бежит в полицию, если что, — спокойно объясняла Люси. — Им причитается награда в несколько пенни за донос. Помните об этом, миссис Элдред.

Для себя Анна ничего не просила и не желала, однако ряди детишек готова была принести любую жертву. Договаривалась с лавочниками из белых кварталов о способах пополнить ежедневное меню, выпрашивала у бакалейщиков побитые яблоки, выманивала у пекарей вчерашний хлеб. Искала тех, кто не против поделиться деньгами на содержание детей, чьи родители не могли позволить себе даже крохотную ежемесячную плату миссии. Всякий день она намечала себе конкретную цель — столько-то встреч со стиснутыми зубами и унижениями, столько-то беззастенчивого вранья и мольбы. Она обнаружила, что в здании миссии сосредоточиться на работе непросто: люди шли беспрерывным потоком, задавали глупые вопросы или просили разрешения воспользоваться телефоном; если за целый час удавалось сделать хоть что-то полезное, это можно было считать немалым достижением.