Перемена мест

Первая фаза операции закончилась. Минут через пять будем запускать дежурного мастера. Я затянулся вонючим дымом гегемоновской папироски, полштуки всего за пачку, то есть всего четвертной за штучку. Тот еще горлодер. С таким куревом всегда охота совершать пролетарскую революцию и конфисковывать у богатеньких «Честерфилд» и «Данхилл». Понимаю гегемона. Я придал своей монтерской кепочке еще более пролетарский вид и, не очень торопясь, откочевал прямо к особнячку. С тыльной стороны, где располагалась заветная дверца, шум от толпы возле главного входа почти не был слышен. Толпа же, несомненно, была. Пока я шел от телефона-автомата, меня несколько раз обгоняли озабоченные старички и старушки. Пробегая мимо, они оживленно обсуждали между собой какого-то «нашего Авдеича», который пострадал за правду, но которого скоро выпустят. До меня не сразу дошло, что так ласково-уважительно эти старички называли самого господина Иринархова. Ну и ну, подумал я. Удивляться, впрочем, особенно нечему. У наших бабулек и дедулек уже в крови страсть к какому-нибудь Ильичу, к какому-нибудь отцу родному, усатому или бородатому. Господин Иринархов, кстати, был бородатым Ильичом, По крайней мере, на всех плакатах его изображали с бородой, как у Фиделя Кастро. Вполне возможно, что на портретах раньше и был Кастро, а энтузиасты «ИВЫ» просто пририсовали Команданте роговые очечки – вплоть до полного сходства с их собственным отцом-благодетелем…

Я докурил гегемоновское курево и уже собирался войти, когда дверь служебного входа сама распахнулась. Оттуда выбежал элегантно одетый мужчина с каким-то важным значком в петлице. В руках мужчина держал дипломат. Сей же момент заворчал двигатель новенькой «Волги», которая до той поры тихо стояла в углу двора. Дверца машины открылась, и элегантный господин со значком, шустро пробежав мимо меня, запрыгнул в «Волгу», после чего автомобиль, радостно взвизгнув тормозами, рванулся из двора и исчез. Я так и остался стоять в облаке сизого бензинового дыма. Ничего себе! – подумал я, сильно обескураженный тем, что увидел. Господина со значком я узнал. Это был не кто иной, как писатель Крымов, депутат Госдумы от Консервативной партии России. Не далее как вчера депутат Крымов криком кричал о жуликах из компании «ИВА». А теперь, оказывается, он посетил этот тихий особнячок на улице Щусева. Ну, разумеется, из любопытства. Такой, знаете ли, отважный визит в стан врага за впечатлениями. Наверное, наш Крымов вынес теперь оттуда много впечатлений. Целый тяжеленький дипломат.

Я сердито сплюнул. Ладно, черт с ним, с Крымовым. Надеюсь, по крайней мере, что он не продешевил. После увиденной картинки на душе было мерзопакостно, однако мне предстояло еще работать. Я потянул за ручку двери и оказался в знакомой мне дежурке, только теперь полутемной. На телефоне сидел вчерашний Колян, а другой мой знакомый автоматчик нес службу рядом. Оба они подняли головы, когда я возник в дверях, и оба меня, конечно, не узнали. Что ж, писатель Честертон в очередной раз оказался прав. Буду в Англии, принесу ему цветочков на могилу.

– Монтер пришел! – обрадовался Колян. – Прибыл, слава тебе, Господи. Давай, мужик, чини скорее. Видишь, здесь у нас пост… Ну давай, шевелись.

– Не понукай, не запряг, – сурово осадил я этого охранного гоблина. – Будешь под руку говорить, вообще повернусь и уйду. У меня еще вызовов до хрена. Отрежем просто ваш домик от сети, и сами разбирайтесь, почему у вас напряжение скачет… – Кажется, я слегка злоупотребил интонациями старшего мастера Скорлупкина, потому что Колян вдруг пристально посмотрел на меня. Не знаю, чего уж он углядел в полутьме дежурки, однако успокоился. Видимо, решил в конце концов, что у всех работяг голоса похожи. Как и у всех гоблинов, если на то пошло.

– Ладно-ладно, не залупайся, дядя, – произнес Колян тоном ниже. – Делай, что сам знаешь. – Его слегка испугали слова насчет возможного моего ухода. Он сообразил, что начальство может спросить с него, если я, к примеру, сейчас повернусь и хлопну дверью. Знай Колян, что я пришел сюда вовсе не для того, чтобы тотчас же обиженно умотать, он бы так не беспокоился. То есть беспокоился, но по совсем иному поводу.

– То-то же, – проговорил я и, отстранив плечом второго автоматчика, вышел из дежурки в коридор, нарочно громко звякая инструментами.