Перемена мест

Видение огромного омнибуса, на котором бородатый Иринархов с дискетой въезжает в Думу, было тем не менее столь рельефным, что я замотал головой, отгоняя это наваждение. И — чуть было не пропустил два важных слова. Doppelverdiener и Doppelzungler. Человек с двойным заработком и Двуликий человек. Взяточник и Предатель. Оба эти слова слишком хорошо вписывались в то, что я уже знал о компании «ИВА», или в то, что подозревал о деятельности компании «ИВА». Доппельфердинеров — людей с двойным заработком (второй от «ИВЫ») в нашей стране, и тем более в Москве, было уже немало. Все газеты, печатающие бородатую рекламу; почти все ТВ, наводнившее эфир гитарным перебором и деревом над рекой, — все они вкалывали за свой жирный Doppeldienst. Депутат Крымов, выходящий с портфелем из особнячка на Щусева, наверняка оказался в числе доппельфердинеров. И фюрер Карташов с Дениской Апариным, решившие порадеть за Честь и Порядок, за ивовые денежки, — тоже из них. И публицисты Лагутин с Раппопортом, и парни с мегафонами, и старушки с плакатами (ха-а-арошая прибавка к пенсии!) — в тех же самых рядах. У всех у них, как у древнеримского бога Януса, имеются два лица, и второе обращено на тех, кто выплачивает вторую зарплату. Доппельцунглеры работают за доппельдинст. И еще неизвестно, в какой из двух областей они трудятся усерднее…

Вполне возможно, что я наконец угадал. И что злополучная дискета, за которую уже принял пулю элегантный Петр Петрович, действительно имеет самое прямое отношение к какой-то жутко секретной афере с одним из двух этих названий. Впрочем, точно так же все мои гениальные домыслы могли оказаться обычной игрой воображения, и тайна может скрываться где-то в другом месте. Гадание со словарем в руках было занятием не более умным, чем гадание на картах или на кофейной гуще. Во всех случаях добыть можно было бы лишь намек, тень разгадки, бледный силуэт. Для переговоров с позиции силы этого было совсем не достаточно.

На всякий случай я выписал несколько умных немецких слов на листок, а затем, кряхтя, запихнул словарь обратно в пыльное хранилище. Пыль взметнулась и осела на томе тонким серым налетом. Все как и было.

Ладно, решил я. Сделаем поправку на то, что пока игру веду я — со счетом 5:0. Или 5:2 — считая Генпрокурора и Черника? Нет, тут никакая арифметика не годится. Один Гошка для меня стоил дороже сотни ивовых боевиков. И пока «ИВА» не вернет моей клиентке этот чертов роман Макдональда — у меня есть все основания играть с ними без правил. Точнее, по правилам, которые изобретает на ходу Яков Семенович Штерн. На мгновение мне даже страстно захотелось, чтобы «ИВА» подольше отказывалась меняться: тогда я бы имел полное право наносить им удары, согласуясь с пожеланиями клиента. Удовлетворять чувство мести за счет заказчика. Как граф Монте-Кристо, чьи фокусы оплачивает спонсор. В каком-то смысле тоже доппельфердинст.

Я вздохнул. Чем больше я думал над всей этой историей, тем более странные мысли приходили мне в голову. В ясную и нормальную жизнь заурядного частного сыщика и специалиста по книжным делам ворвалось нечто непонятное, и сыщик со своим маленьким умом никак не мог сообразить: то ли он вытащит сейчас на берег огромную рыбу, то ли рыба, лениво взбрыкнув, утащит горе-рыболова в глубину. Но по крайней мере (я попытался отыскать и светлую сторону в этом безнадежном деле) жизнь моя после прихода Жанны Сергеевны стала значительно интереснее. И под завязку наполнилась новыми впечатлениями — под самую крышу доппельштокомнибуса. И еще возможностью на каждый удар отвечать двойным ударом. Доппельшлагом, мать вашу так и разэтак!

Усилием воли я отогнал подальше шустрых доппелей, как алкоголик пинками разгоняет зелененьких чертей. Чему быть, тому не миновать. И не дергайся. Если очень хочешь сделать как лучше, обязательно получится как всегда. Такой афоризм, по слухам, родил наш пожилой премьер на товарищеской встрече с нашим пожилым Президентом на теннисном корте. Была у них на глазах у журналистов парная игра. Доппельшпиль, так сказать… Тьфу! Избавь нас от лукавого, хоть на полчаса.

И я включил телевизор, чтобы принять порцию очередных теленовостей.

Как только прозвучал ненавистный гитарный перебор, в комнату заглянула Жанна Сергеевна. В руках у нее были какие-то живописные обноски. Лохмотья для Якова Семеновича.

— Ловишь кайф, Яшенька? — с интересом спросила она, кивая в сторону экрана, на котором проклятое деревце все никак не могло обломиться и упасть в реку.

— Настраиваю себя на подвиги, — объяснил я. — Это у меня двухминутка ненависти. Еще пара сеансов — и я обвешаюсь динамитными шашками и побегу взрывать особняк на Щусева…

— Не вздумай, — предостерегла меня птичка. — Там же ценная дискета, она ведь тоже пострадает!

— Уговорили, Жанна Сергеевна, — послушно согласился я. — Я потерплю, пусть бренчит еще хоть целый час.

Тем временем бренчание прекратилось, а на экран выплыл уверенный в себе диктор.

— Может, сразу на тринадцатый переключим? — предложила птичка.