Перемена погоды

нашлись наконец-то, увидев друг друга,

а после десятков свиданий, час,

чудачная пара, как пара супругов,

пришли сотворить ожидаемый час.

Им вдруг захотелось отринуть терпенья,

снять путы безбрачия, что велики,

и совокупиться, достичь пробужденья

и кончить в соитьи, а не от руки.

И с этим они приступили к деянью,

на тесном диване едва поместясь.

Свершив обнажения, ласки, вдеванье,

неловко отправились в сочную связь.

Сердечные мышцы, не выдержав счастья,

увы, не сдержались в потоке любви,

и выстрел сразил их дуплетом, несчастьем,

дуэтом поникли, как два vis-a-vis…

И вот на больничной, мигающей грядке

лежат, как герои, при свете лучей

искатели истинных чувств средь упадка,

похожие прямо на двух овощей…

Мораль такова, что всему своё время:

играть, веселиться, жениться, рожать…

Иначе потом восполнять это – бремя,

и можно от гонки такой пострадать…

Освобождённый концлагерь

Средь гильз, побеждённой охраны

большой, ужасающий вид:

навалы одежды и драни,

золы из рабов и обид,

и пепла остывших желаний,

угасших смирений, надежд,

мужских, материнских метаний,

полосок дурных спецодежд,

и копи на сотни каратов,

серёжки в десятке мешков;

как ворох змеиных канатов,

тут косы от женских голов;

и кольца, как мыльная пена,

скелеты, как взорванный склеп,

сушёные мумии в венах,

живые, что просят лишь хлеб;

стога париков среди леса

и сборище трупов, костей,

ручные, ножные протезы,

как склад из людских запчастей…

Мой новый

Бордель – куча шлюх худосочных

и дряблых, прожжённых, дурных,

блудильщиц хмельных, полуночных,

заразных и пьяных, сухих.

Бордель – совокупность девичек,

бесхозных и общих гулён,

и хищниц, и жертв или птичек,

лихих нимфоманок времён.

Бордель – свора бедных, похабных,

продажных, греховных, без прав,

гашишных и водочных, ямных,

разнузданных, тёртых шалав.

Бордель – яма шкур и товарок,

блудниц вавилонских, оторв,

притонщиц за хмелями чарок,

анальных срамниц среди штор.

Бордель – сбор вакханок и сучек,

путан, что работают ртом,

подстилок, дошедших до ручек,

мой новый приют… или дом…

Человечьи формы и содержания

Чего только в бытности не происходит!

Меняется всё за секунду, за час!

Весь люд отродясь испытанья проходит,

идёт по бульварам иль щемится в лаз.

Так видел отличников в робе рабочей

и неучей в белом, погонах, мехах,

красоток в лохмотьях, морщинах побочных,

спортсменов, какие взрослеют в жирах.

Встречал я героев в ролях декадентства,

возросших из хилых, беднейших, больных,

лебёдушек, бывших цыплятами в детстве,

поникших красавиц до девок дурных…

Куда только жизнь не заносит случайно!

Вхожу я на плиточный, мятый паркет.

Вдруг голос консьержки, прокуренный, чайный!

Бывалая гейша, танцовщица Кэт…

Опять поражаясь лихим поворотам,

сединкам её, что свисают на шаль,

и непостоянству, паденьям и взлётам,

шагаю плечисто, писательски вдаль…

Золотой вулкан

Рунический локон, и снова, и снова.

И так сотни дюжин той пряжи густой

на мудрой, одетой и гордой основе,

над южным загаром, его желтизной,

над серьгами, тушью, очами, помадой,

над шейным отвесом, стеной глубины,

плечистым уклоном, махающим ладом,

над взгорьем груди и изгибом спины,

над гладями чрева и впадинкой после,

над тыльными горками, склонами вниз,

песчаными пляжами в солнечном воске,

что чувствуют ясность и ласковый бриз,

над лосками стройностей неторопливых,

что вновь огибают дождливый прибой,

над видом шагов утончённо-красивых,

над шпильками туфель, земною корой…

Юлии Шестаковой

Быстрые строительные темпы

Солнце над башенным краном – маяк

или на древке фрегатное знамя,

циркуль и ясный кружочек как знак,

жёлтое, самое чистое пламя.

Каменный город, как свалка пород:

гравия, глины, песка и бетона,

что созидают строительный сорт,

что предстаёт великаном с короной.

Строится, ширится, высится гладь

и восстаёт стеновыми горами,

сзади каких зачинается кладь

и возрастает, питаясь дрожжами.

Высь, Вавилон застилают нам свет.

Господа нет, чтоб нарушить работу.

Быт низкорослый врастает средь бед

в землю, жующую долгие годы.

Рубится зелень, корчуются пни,

всё осушается ради наживы.

В шуме машин, новосёлов все дни

как-то бытуем в хрущёвках плешивых…

Wi-Fi

Ты – верный пускатель ионов

в любой, повсеместный момент,

раздатчица волн феромонов,

больших электрических лент,

худой эпицентр энергий

с густым концентратом лучей,

с запасом от низа до верха;

светило средь дней и ночей,

мудрец, что бесплатно вещает,

транслирует дух на места,

хозяйка, что суть источает,

цветущая счастьем звезда

и деятель честный, прилежный,

простой, бескорыстный, святой

и щедро-дарительно-нежный,

алмазный, цветной, золотой,

радар и локатор, источник,

шаманка из вечных лесов,

ведунья, приёмник поточный…

К тебе одной чую любовь!

Просвириной Маше

Жую золотистых червей

Жую золотистых червей,

промасленных, в меру солёных,

их краешки, что чуть белей,

томатной кровцой окроплённых.

Порой ем спирали, винты,

ракушки без малой начинки

и звёзды, и гильзы, шплинты

и кольчатых тварей, крупинки.

Вкушаю под вечер и днём

под соусом, гелем и маслом,

с горячей подливой, лучком

и сырною жижей, и мясом.

Как будто китайский гурман,

едок итальянский и эллин,