Перемены. Адская работенка

– Ик’к’уокс, – отозвалась она отрешенным, озадаченным голосом. – Его терзает боль. Он спасается бегством. Он… – Глаза ее распахнулись широко-широко и вдруг сделались угольно-черными, как у сломавшей мне ребра гадины. – О! Оно лукавило! – Лицо ее повернулось ко мне, и губы поползли вверх, обнажив клыки. – Оно лукавило! Оно привело своего демона! Демона с горных ледников из Страны Снов!

– Если их не натренировать как следует, от них немного толку, – философски заметил я.

– Констебль, – резко произнес Эстебан. – Он убил констебля?

Мгновение Эсмеральда вглядывалась в никуда, потом покачала головой:

– Нет. На него напали почти сразу же, как он ворвался в дом. – Она поежилась и подняла взгляд на Эстебана. – К нам приближается демон израненного чародея, и быстро!

Эстебан вздохнул:

– Мы так надеялись решить все цивилизованным путем. Это твой последний шанс, израненный чародей. Что ты скажешь на мои предложения?

– Идите в задницу, – ответил я.

Глаза у Эстебана тоже почернели.

– Убей его.

Тело Эсмеральды напряглось, как от сексуального возбуждения, и она, оскалив клыки, начала пригибаться к моему горлу. Она негромко, страстно зарычала.

Несколько последних секунд пальцы мои сжимали амулет моей матери. Когда маленькая вампирша уже была готова вонзить в меня клыки, она наткнулась на серебряную пентаграмму. Символ того, во что я верю. Пятиконечная звезда, символизирующая четыре стихии и дух, заключенная в кольцо человеческой воли. Я не викканец. И по части других религий я тоже не большой спец, даже несмотря на тот факт, что как-то раз говорил с глазу на глаз с архангелом, посланником Всевышнего.

И все же есть вещи, в которые я верю. Ведь вера – это не скрупулезное следование установленным обрядам и не то, сколько денег ты кладешь в сосуд для пожертвований. И не клятвы кому-то там на небесах, и не каждодневные медитации.

Вера заключается в твоих поступках. В стремлении стать лучше, благороднее и добрее, чем ты есть сейчас. В готовности принести жертву ради блага других – даже если никто не похвалит тебя и не скажет, какой ты герой.

Вера обладает собственной силой – куда более загадочной, куда менее управляемой, чем магия. Символ, если в него верят искренне, от всего сердца, способен стать смертельной угрозой для многих потусторонних хищников – и едва ли не более других уязвимы перед ним вампиры Красной Коллегии. Как это действует и почему, я не знаю. Как знать, может, в этом участвует еще кто-то. Я никогда и никого не просил об этом, но, если это все-таки так, кто-то меня явно поддерживал.

Пентаграмма вспыхнула ослепительным серебряным светом, ударившим Эсмеральду с силой шестифутовой волны, сбросив ее с меня и в клочья изорвав телесную оболочку, которую та носила поверх своей истинной.

Я повернулся и выставил символ в сторону Эстебана, но тот успел отскочить на несколько шагов, так что сияние заставило его всего лишь поднять руку, прикрывая глаза. Продолжать ретироваться это ему не помешало.

Эсмеральда испустила змеиное шипение, и я увидел тощую чернокожую тварь, стоявшую среди ошметков одежды и маски из плоти. Роста она осталась прежнего, но члены ее сделались длиннее минимум на треть, дряблый черный живот свисал, а при взгляде на ее лицо уродливые южноамериканские нетопыри разом стали бы лучшего мнения о себе.

Она разинула пасть с длинными клыками и еще более длинным, розовым, в черную крапинку языком. Угольно-черные глаза горели яростью.

На хвою легли тени от приближавшегося бледно-голубого сияния, и лес вдруг наполнился эхом от торжествующего рыка Мыша. Он явно обнаружил мой запах – или запах вампиров – и приближался к нам.

Эсмеральда снова зашипела, и шипение это прямо-таки сочилось злобой и ненавистью.

– Нельзя! – рявкнул Эстебан.

С нечеловеческой скоростью он ринулся в обход меня, стараясь держаться подальше от амулета, и схватил маленькую вампиршу за руку. Еще мгновение их холодные, пустые черные глаза смотрели на меня – а потом прошелестел порыв ветра, и оба исчезли.

Я благодарно обмяк на земле. Бешено колотившееся сердце начало замедлять свой бег, страх стал стихать. Замешательство по поводу происходящего, впрочем, никуда не делось. А может, все казалось таким запутанным и невероятным просто потому, что я очень устал.

Угу. Верно.

Мыш гавкнул еще раз, а потом мой пес встал рядом со мной, надо мной. Он тыкался в меня носом до тех пор, пока я не поднял руку и не почесал его немного за ушами.

Следом появились Томас и Молли. Хорошо, что Томас предоставил погоню Мышу, а сам сбавил скорость, чтобы Молли не оставалась в лесу одна. Глаза его сияли серебром, в волосах блестело битое стекло. Левая часть тела у Молли была изрядно заляпана зеленой краской.

– Ладно, – пробормотал я. – Двигаюсь в обратном направлении.

– О чем это вы? – обеспокоенно спросила Молли, опускаясь рядом со мной на колени.

– Задом наперед. Я же детектив. Считается, что я должен распутывать происходящее. А я работаю задом наперед. Чем больше смотрю на это дело, тем меньше понимаю, что происходит.

– Стоять можешь? – спросил Томас.