Перемены. Адская работенка

– Она права, мисс Мёрфи, – покачал головой Уилл. – Вас множество раз видели с Дрезденом. И, только без обид, мало у кого такая внешность, как у вас.

– Это в каком смысле? – улыбнулась я.

Уилл оценил взглядом расстояние до двери.

– В том, что для взрослого человека рост и вес у вас меньше нормы, – пояснил он. – Только это. Мы должны сделать все возможное, чтобы вас труднее было узнать.

Пожалуй, Уилл был прав. Как это ни досадно, но против факта не попрешь. И я почти наверняка бываю несколько чувствительна, когда речь заходит о моем росте.

– Ладно, – вздохнула я. – Но если я услышу эту песню еще раз, вырублю ее сразу.

Уилл, расслабившись, кивнул:

– Проехали.

Марси кивнула одновременно с ним:

– Так что насчет нас с Уиллом? В смысле, что мы с ним должны делать?

Я посмотрела на пару молодых оборотней и на миг поджала губы:

– Как вы относитесь к скотчу?

Отвечая на звонок телефона-автомата у входа в маленькую продуктовую лавочку на Бельмонте, я чувствовала себя идиоткой. В темной витрине магазина на другой стороне улицы я могла видеть свое отражение.

Рановато в этом году настал Хеллоуин. На мне были сапоги, мало чем отличающиеся от тех, что носит Герман Мюнстер из телесериала, с подошвами дюйма три толщиной, благодаря чему я казалась выше. Выкрашенные в матово-черный цвет волосы были гладко зачесаны назад. В них содержалось столько геля, краски и лака, что я почти не сомневалась: никакой пулей эдакую конструкцию не пробьешь. Одета я была в черное танцевальное трико, пожертвованное по такому случаю Марси, черную футболку и черную же кожаную куртку размера XS.

Хуже всего в этой маскировке пришлось моему лицу. Я почти задыхалась под толстым слоем косметики. Темно-серебристые, переходящие в черное тона в сочетании с искусной подводкой зрительно изменили разрез глаз. При вечернем освещении я могла показаться азиаткой. Губы у меня тоже стали темнее, оттенка красного вина, что каким-то непонятным образом гармонировало с тенями для век. Помада слегка изменила форму губ, и теперь они выглядели более полными.

Я сердито посмотрела на свое отражение. У этого маскарадного костюма имелось единственное достоинство: я в нем сама себя не узнавала.

Телефон зазвонил, и я резко, словно в нетерпении, схватила трубку. Я огляделась по сторонам, сканируя взглядом каждую тень, где мог затаиться наблюдатель, и ответила:

– Да?

– Товар, – прошептал мягкий, свистящий голос с непонятным акцентом. – Опишите.

В его голосе было что-то, пробуждающее тревогу. Волосы у меня на затылке встали дыбом.

– Один мужчина и одна женщина, лет двадцать пять – тридцать. Оборотни.

На линии зашуршали помехи, или же мой собеседник издал чрезвычайно странный шипящий звук – такое тоже могло быть, учитывая все обстоятельства.

– Десять тысяч, – сказал голос.

Я могла разыграть это несколькими способами. Люди, которые вступают в подобного рода сделки, делятся примерно на три категории: жадные сукины дети – подонки общества, холодные профессионалы, заключающие деловое соглашение, и отчаянные безбашенные любители. Я решила попытаться произвести впечатление, что принадлежу к первой из перечисленных категорий.

– Сорок тысяч, – немедленно ответила я. – Каждый.

На том конце провода послышался разъяренный возглас. Который тоже явно исходил не от человека.

– Я мог бы вырвать тебе глаза и разрезать язык на мелкие кусочки, – прошипел голос.

Что-то в нем дьявольски меня испугало, проникло до некоего инстинктивного уровня, до которого не мог бы добраться Рэй со всей его омерзительной массой. Я почувствовала, что, несмотря на боевой настрой, меня бьет дрожь.

– Как хотите, – произнесла я скучающим тоном. – Даже если бы вы и могли проделать такое, вам это ничего не даст. Так-то вот. Разве что шкуру с моей задницы.

На том конце провода повисла долгая тишина. Мне показалось, что я чувствую у себя под веками какое-то давление, но я сказала себе, что это всего лишь воображение.

– Эй, есть там кто-нибудь? – возмутилась я. – Послушайте. Вы собираетесь перейти к делу или я только попусту время трачу?

После очередной паузы голос прошипел что-то на булькающем змеином наречии. В трубке зашуршало, как будто ее передали кому-то другому, и очень низкий и глубокий мужской голос произнес:

– Двадцать тысяч. Каждый.

– Меньше чем за тридцать я женщину не продам.

– Значит, пятьдесят за всё, – прогрохотал новый голос. Этот уже казался вполне человеческим.

– Наличными, – потребовала я.

– Идет.

Я продолжала сканировать взглядом улицу, выискивая их шпиона, но никого не видела.

– Как будете принимать товар?

– На складе.

– Черта с два! Я туда заявлюсь, а вы меня попросту кокнете, и тело исчезнет вместе с этими выродками.

– Ваши предложения? – рявкнул голос.

– Парк «Баттеркап». Через тридцать минут. Один курьер. Курьер вручает мне половину наличных. Затем осматривает товар в кузове моего грузовика. Затем расплачивается со мной полностью. Я вручаю ему ключи от транспорта с товаром. И мы, довольные, расходимся.

Мужчина с низким голосом секунду поразмыслил и хмыкнул. Перевод: «Согласен».

– Как вы меня узнаете? – спросил он.

Я фыркнула: