Мне никогда еще не доводилось переходить из мира в мир сквозь такую узкую щель. Ощущение было такое, словно меня запихнули в уплотнитель мусора. И боль – неистовая боль, мгновение которой растянулось, казалось, на целый час, а мысли словно спрессовались в невообразимо тугой комок, этакую психическую черную дыру, в которую провалились все мои эмоции и воспоминания… а может, и не провалились насовсем, а всего лишь исковеркались, напитались ядом, от которого сводило судорогой сердце.
А потом я миновал эту щель между мирами. Краем глаза я еще успел увидеть тысяченожку, пытавшуюся прорваться следом за мной, но и без того узкий проход закрылся прямо перед ней.
Я провалился фута на три вниз, больно саданулся бедром о край моего рабочего стола и мешком повалился на бетонный пол лаборатории.
Вокруг послышались крики, кто-то навалился на меня, перевернул физиономией вниз и, упершись коленом в позвоночник, заломил мне руки за спину. Кто-то что-то говорил, но я даже не пытался угнаться за смыслом сказанного – слишком много сил отнимали у меня боль и усталость, чтобы думать о какой-то ерунде.
По правде говоря, единственное, что я испытывал при мысли о том, что меня арестовывают, это облегчение. Жуткое облегчение: наконец-то я смогу расслабиться и отдохнуть в славных, добрых наручниках.
Или, возможно, в смирительной рубашке – это уж как фишка ляжет.
Меня отвезли в чикагское отделение ФБР на Рузвельта. У входа нас встретила толпа репортеров, и они наперебой принялись выкрикивать вопросы, тыкать в нас микрофонами и слепить вспышками. Два дюжих полисмена вынули меня из машины и почти на руках внесли в здание. Федералы не сказали репортерам ни слова, зато Рудольф задержался, чтобы подтвердить: расследование взрыва продолжается, задержаны несколько лиц, «представляющих интерес для следствия», так что честные граждане города Чикаго могут спать спокойно, бла-бла-бла, бла-бла-бла.
Невысокий, хрупкого сложения тип в казенном штатском костюме, с белой, как рыбье брюхо, кожей и угольно-черной шевелюрой подошел к Рудольфу, приятельским жестом положил ему руку на плечо и выдернул из кольца репортеров с силой, от которой тот едва удержался на ногах. Рудольф начал было возмущаться, но Стройняшка – про себя я окрестил его так – смерил Рудольфа взглядом, и Руди стих.
Я помню, как меня протащили через пост охраны, подняли куда-то на лифте и сунули в кресло. Стройняшка снял с меня наручники. Я немедленно сложил руки на столе перед собой и опустил на них голову. Не знаю, надолго ли я вырубался, но, когда я снова пришел в себя, какая-то чопорная, сурового вида тетка светила мне в глаза фонариком.
– На сотрясение мозга не похоже, – сообщила она. – Реакции в норме. Полагаю, это простое переутомление.
Я находился в небольшом кабинете, всю обстановку которого составляли стол для совещаний, несколько кресел и широкое, во всю стену, зеркало. Стройняшка стоял у двери; рядом с ним стоял Рудольф – моложавый мужчина в костюме, явно слишком дорогом для его должностного оклада, и с омерзительно аккуратной прической. Плечи его аж ссутулились от нетерпения.
– Он просто симулянт, – настаивал Рудольф. – Он пропадал из нашего поля зрения всего на несколько минут. Как он мог переутомиться за это время, а? Не вспотев при этом? И не задыхаясь? Он жулик, я точно знаю. Нам не стоило давать ему час на передышку – он еще чего-нибудь выдумает.
Стройняшка смерил Руди бесстрастным взглядом. Потом посмотрел на меня.
– Я так понимаю, – заметил я, – добрый полицейский здесь вы?
Стройняшка закатил глаза:
– Спасибо, Роуз.
Тетка сняла с шеи стетоскоп и, бросив на меня неодобрительный взгляд, вышла.
Стройняшка подошел к столу и сел напротив меня. Рудольф тоже придвинулся и встал у меня за спиной. Примитивнейший психологический прием – но ведь действовал. Присутствие Рудольфа, стоявшего вне поля зрения, изрядно давило на нервы и мешало сосредоточиться.
– Моя фамилия Тилли, – произнес Стройняшка. – Можете называть меня «агентом Тилли», или «агентом», или Тилли – как вам больше понравится.
– Идет, Стройняшка, – кивнул я.
Он медленно вдохнул и выдохнул.
– Ладно, – сказал он. – Почему вы просто не открыли нам дверь, мистер Дрезден? Так ведь было бы гораздо проще. Для нас всех.
– Я вас не слышал, – ответил я. – Я спал в подвале.
– Вздор, – подал голос Рудольф.
Стройняшка перевел взгляд с меня на Руди и обратно.
– Спали, говорите?
– Я ужасный соня, – подтвердил я. – У меня там, в лаборатории, под одним из столов коврик. Я частенько пользуюсь им, чтобы вздремнуть. Там тихо и уютно.
Стройняшка еще раз смерил меня внимательным взглядом.
– Нет, вы там не спали, – заявил он наконец. – Вас там вообще не было. В этом вашем подвале негде спрятаться – места слишком мало. Вы находились где-то еще.
– Где? – поинтересовался я. – Я хочу сказать, квартира у меня небольшая. Гостиная, ванная, спальня и подвал. Вы нашли меня на полу в подвале, куда ведет только один вход. Как по-вашему, где я еще мог находиться? Появился из воздуха?
Стройняшка сощурился. Потом покачал головой: