Перемещенное лицо. 3. Не Квадра

Через несколько дней он бодро расхаживал по замку, хотя никто б не сказал, что он совершенно здоров. Кое-что кое-где кое-когда ныло и побаливало, новая кожа вместо содранной походила неизвестно на что, была розовой, как заплатка, гладкой, даже блестящей и не особенно эластичной, так что Дан избегал резких движений и либо головой вертел, либо поворачивался всем корпусом, сидел пряменько, как отличница-первоклашка, и не наклонялся, чтобы поднять выроненный предмет, а барски ждал, когда это сделают другие. Чаще всех, конечно, Лиар, но случалось, что и эльфы за ним таскались, и Таул, не говоря уж об Але. Дан благостно всем улыбался и был сам себе противен. Причем примерно с того момента, когда ошарашенный Нирут и лекарь оставили его одного, то есть с Чернышом. Ну, может, началось минут десять спустя. Он тупо радовался своему неплохому настроению именно эти десять минут, а потом как по голове стукнули. «За тебя решили проблему, Дан, – отчетливо сказал он сам себе, – и ты радуешься. В очередной раз. Самостоятельно ты все-таки ничего не сделал. Ты всегда плыл по течению. За Сашкой – в спортзал, за Олигархом – куда поведет… Потом за тебя твою жизнь поменяли. и ты оказался здесь. Поначалу тебя выручал Гай. Потом тебя прибрал к рукам Нирут. Потом он убедил тебя в пользе, которую ты приносишь. Теперь пришел Флайт и все расставил по полочкам. И ты рад. Тебе объяснили, тебя проинструктировали. А ты за свои почти семьдесят всерьез сам ничего не решал и не делал. Зато называешься Первым, и тебе, скотине, это льстит». Стало стыдно, даже покраснели уши. Черныш, почувствовав некий непорядок в хозяине, задвигал ушами, начал тыкаться носом, но осторожно, в ногу, как-то он понимал, что руки и торс пока лучше не трогать…

И это состояние не проходило. Уши больше не пламенели, конечно, но собственное отражение в зеркале раздражало. Правда, он и не смотрелся: пальцы слушались еще не очень хорошо, так что его и умывали, и брили, и в ванне мыли другие. Даже мясо в тарелке уже было порезано, накалывай себе на вилочку и лопай, а трудно вилку удержать, вот тебе ложка, а то и прямо с тарелки ешь, все только посочувствуют.

Алиру пришлось рассказать, хотя тот и не приставал, только смотрел вопросительно, без всякой эмпатии понимая, что Дан чуточку не в себе. Он выслушал очень внимательно и очень спокойно сказал: «А, ерунда, перебесишься. Если головой подумаешь. Ты в последнее время для этого другие части тела используешь почему-то». – «О чем тут думать?» – запальчиво возразил Дан и тут же понял. За Алира тоже решили. Сначала его от смерти спасли, потом его тоже Нирут прибрал, и пошел он за Нирутом во многом из-за Дана. А с тех пор ему и решать особенно не приходилось. И вообще… вроде бы и правда, глупости. Сам бы Дан этой проблемы не решил никогда просто из-за отсутствия информации. А после раскладывания по полочкам все равно где-то на заднем плане маячило недоверие к властителям вообще и к Флайту в частности.

Вариантов особенных все равно нет. Выбросить Камень трудно, да и нельзя, подберет еще кто амбициозный в отличие от Нирута. И жалко. Камню не хотелось быть одному. И внушил эту благую мысль не Флайт, а Камень. Он уставал от долгого одиночества. Если попадались на его пути не хозяева, а хранители, прятавшие артефакт подальше от чужих глаз и собственного соблазна, он начинал скучать, и вот тогда его присутствие начинали чувствовать. Чаще это случалось, если хранитель умирал, не найдя, кому бы передать почетный пост. Флайт хранителем стать не сумел или не захотел, а не быть хозяином ума хватило, или опомнился вовремя, или еще что, и он, дабы не поддаваться искушению, как-то убедил Камень не даваться ему в руки. И вот это длилось столетия… пока ему не стало совсем уж тошно в одиночестве и он не позвал нового хозяина. И то ли хозяин ему не понравился, то ли он все-таки предпочитал хранителей, но случилось то, что случилось…

Даново больное пузо усердно мазали разными мазями, преимущественно вампирскими, старательно делали массаж, и новая кожа мягчала, светлела и переставала болеть. Уже можно было поверить, что со временем она станет неотличима от старой. Мелкие шрамчики исчезали. Стирались следы от ожогов. Ногти стали розовыми, как прежде. А психологической травмы почему-то не было вовсе. Что интересно, и от тридцатилетней давности знакомства с визгливым магом с его незатейливыми и совершенно нетравматичными пытками остались не самые ужасные воспоминания. Потом воздействие на психику было покруче: сырая одиночка и компания постепенно теряющего свежесть мертвеца. Ведь долго он тогда с трупом рядом пробыл, в том подвале было холодно, а разложиться покойничек успел основательно. И тоже ничего. А потом и вовсе стали ему даваться всякие эльфийские методики… язык бы еще эльфийский так давался.