Перемирие

Пророчество действительно существует. Или есть, например, какая-то общепринятая байка Воронов — этакая версия для внешнего пользования, а наши хэрринги просто ведутся на воронью ложь.

Ход мысли примитивный, но для меня и это уже много. Мы тут к размышлениям не приучены, махом отучаем и тех, кто мыслить умеет. Появится такой человечек в детских казармах, через полгода глядишь, а он уже готов, еще один Охотник, способный лишь чужие эмоции в степи ловить, словно бледных бабочек ночных, да полагать свою жизнь перепутьем между мирами духа. До размышлений ли тут?

Ветер пробежал по листве, стряхнул мне на плечо кленовый лист — чеканную валюту увядания. Болтали во дворе мерды. Следующий порыв ветра донес обрывки смеха и криков — детские казармы неподалеку, а там тишина даже ночью не наступает.

Если пророчество — воронья выдумка, то для чего она? Нет, Вороны не стали бы и думать о внешнем мире без очень веской причины.

С ума сойдешь, ей-богу.

Мифические занды. Подлинное или мнимое пророчество. И странные поиски, которые постоянно ведут Воронов на север. Поиски эти таки не выдумка, ведь я сама была им свидетелем — да? Или чему я была свидетелем?

Нет, подожди, не торопись. Если пророчество — это байка, значит, за ним скрывается нечто очень значимое для Воронов.

Нет.

Нет.

Не так.

Я поверила в книгу Занда, потому что — потому что это было вполне в духе Воронов. Один из них стал вдруг предвидеть будущее — почему бы и нет? Ведь это Вороны, чего только с ними не бывает. Он записал свои пророчества? Тоже ничего странного. У Воронов нет своей письменности, но они вполне владеют нашей; конечно, записывать свои видения — это скорее человеческое развлечение. Но Вороны-то письменность тоже для чего-то используют.

А то, что Вороны гоняются за этой книгой несколько столетий, так это и вовсе наиестественнейший факт на свете. Они будут искать ее, пока не найдут — или пока новую не напишут. Ведь эта книга позволит им меньше заботиться о существовании в физическом мире и больше времени уделять мирам духовным.

Но если это байка…. Нет, не могу я и вообразить нечто, столь же значимое для Воронов, как это чертово пророчество.

Так, может быть, книга действительно существует?

Но ведь не книга Вороны искали в Кукушкиной крепости, нет!

Они знали о крепости, знали обо мне, они искали путь, они пришли туда — и что? Так же ушли.

Дело было не в книге.

Создается впечатление, что они просто хотели дойти и убедиться в наличии этого места. Быть может, дарсай пхотел понять, есть ли они в реальности — серые стены, лестницы, переходы — или это просто видение, предутренний сон. Странная мысль. Но ведь и мне нужно было именно это — прийти и убедиться.

Какой жуткий раздрай царил в моей душе, пока я пребывала на Севере, как я металась, и плакала, и жаловалась — но все это прошло, исчезло, как ночной кошмар испаряется на солнечном свету. Я пришла в свою крепость с болью в сердце и глазами, полными слез, но уходила я оттуда успокоенная и опустошенная, что, в общем-то, вполне меня устраивало. Я побывала в Кукушкиной крепости, и сей факт словно заставил передохнуть всех кошек, царапавших мне душу.

Я долго выбиралась с пограничного севера, сказать по правде. Начиналась война, и все перепуталось там. Я видела разоренные нильфами деревни, беженцев и двигающееся им навстречу ополчение. Но все это прошло мимо меня, все это затронуло меня меньше, чем трогает порой ярмарочное представление.

Я ехала все дальше и дальше на юг, а на улицах кричали о новой северной войне. Но чем южнее я забиралась, тем меньше тревоги было в этих криках, а больше — жадного любопытства. Даже сюда, на Границу, долетали мрачные известия, и люди на рыночной площади охали, обсуждая северные дела, — как месяц назад обсуждали предстоящую свадьбу лорда Итена.

Никого здесь не трогали северные проблемы, и меня — меньше всего.

Но что же было причиной наших совместных странствий? Итак, мы дружною командой явились туда и убедились, что Кукушкина крепость вполне себе на месте, стоит и ждет чего-то — своего часа, надо полагать.

Дело, значит, не в книге.

Хорошо, в этот раз они искали Кукушкину крепость, но что они искали в тот раз, когда мой дарсай угодил в плен к нильфам?

И тут мне отчего-то вспомнился — кто? — муж Лорель Дарринг. Неведомый странник, что пришел из нильфьей страны. И спас своим появлением Птичью оборону и весь человеческий север.

Он был… кем он был — пришелец с северной стороны, почему он вспомнился мне, когда я думала о молодом Вороны, отпущенном из нильфьего плена?

И тут я пошла — быстро-быстро — пошла прочь от себя, от своих мыслей, от этого места меж золотистых кленов. Что за чушь порой лезет в голову!

Я шла сквозь сухую душицу, словно сквозь воду, и сухие соцветия колыхались у моих коленей. У самой стены казармы доцветал непобедимый ни холодом, ни временем белый тысячелистник — самый стойкий солдат цветочного воинства.

Я завернула за угол.