Перенастройка. Россия против Америки

77 процентов населения России проживает на 17 процентах площади центральных и южных субъектов Федерации. 23 процента населения северных и восточных регионов занимают 83 процента площади страны[35]. Это означает, что плотность населения центральных и южных регионов в 15 раз (!) превышает плотность населения «северов». При этом положительный абсолютный прирост населения в 1990–2007 годах отмечался только в Московском регионе, на Северном Кавказе, в Белгородской области, в Татарстане и Башкортостане и в Ханты-Мансийском автономном округе. Все остальные (!) регионы теряли население, включая Ленинградскую и Нижегородскую области. Максимальный относительный отток населения происходил из регионов Севера, Восточной Сибири и особенно Дальнего Востока. Лидерами в потере населения выступили Чукотка и Магаданская область.

Депопуляцию Севера можно рассматривать по-разному. По нашему мнению, препятствовать процессу миграции населения в более комфортные с точки зрения климата, экономических и социальных условий регионы невозможно и нежелательно. Но направить этот процесс в экономически, политически и социально приемлемые рамки можно и должно.

В советской классике враги народа пытались защитить «голубое небо Подолии» от загрязнения индустриальными дымами. С тех пор утекло много грязной воды. Сегодня без экологической экспертизы невозможно согласовать ни один проект. В свое время первые советские экологи, возглавляемые Е. Гайдаром, провалили мегапроект Американского инвестиционного консорциума, возглавляемого корпорацией «Шеврон», участники которого предлагали развернуть в СССР производство всего — от автомобилей до детских подгузников — в обмен на утилизацию попутного нефтяного газа, который и так сгорал, отапливая атмосферу Западной Сибири и освещая тундру. Как гордо заявил один областной эколог, «я зарубил уже сотню проектов»! Они зарубят и тысячу. Экологический контроль превратился в экологический запрет.

Курс в российской промышленной политике был взят на оживление уже имеющихся предприятий и промышленных зон. Именно там можно добиться согласования и выделения земли со сравнительно приемлемыми затратами денег и времени. Проектирование и строительство на новых площадках опутано огромными административными сложностями, включая знаменитый «перевод земель из сельхозназначения». Однако только на новых площадках можно внедрить действительно современный подход к промышленной застройке и развитию инфраструктуры. Российские экологи добиваются своими ограничениями воссоздания промышленности на более дорогой, морально и физически устаревшей инфраструктуре в непосредственной близости от жилых зон. Страну заставляют платить втридорога за перманентную починку промышленности времен царя Гороха, вместо того чтобы построить новую.

Промышленность нужно выводить из городов. Соседство с промышленным предприятием, каким бы экологически эффективным оно ни было, снижает ценность городской недвижимости, а значит, понижает стимулы к ее улучшению. Следовательно, должны активнее создаваться новые промышленные зоны, которые разгрузят города от тяжелого наследия промышленных революций.

Историки сражаются с экономическим прогрессом бок о бок с экологами. Больше половины недвижимости в стране представляет собой исторический мусор, который, может быть, и дорог кому-то как память, но никакой реальной ценности не представляет. Исторические центры городов сопротивляются реконструкции, теряя шансы на экономическое возрождение. Хотим ли жить в России или в музее имени России? Памятники истории и архитектуры должны жить, а не существовать вне времени, постепенно разрушаясь и уходя из сегодняшней жизни.

Понятно, что и экологическая безопасность, и сохранение исторического наследия — это важно и нужно, но когда это превращается в самоцель, то теряет смысл. Мы должны жить, для этого должны работать, что-то производить, а для этого необходима промышленность. Нужно гармонизировать промышленность со средой и обществом, а не раздувать их антагонизм.