Перенос

— Нет, тебе просто надо на какое-то время оставить Машу в покое. Она и так не может ходить в школу из-за этого нервного срыва.

Я заглядываю ему в глаза, но там нет понимания, они усталые и угрюмые.

— Эдик, я Машу и пальцем не трогала. Я люблю моих детей и никогда их не обижу. И я не хочу уходить от них! Кто их будет кормить, возить в школу?

— Я не выгоняю тебя, — устало говорит Эдик. — Я просто тебя прошу… Нет, умоляю. Пожалуйста, поживи там, пока Маша не успокоится. Ты хочешь свести её с ума? Довести её до нервного расстройства?

— Эдик, я люблю её!

— Если любишь, ради неё, пожалуйста, отойди на некоторое время. Ей тяжело, она не сможет слишком долго выдерживать это.

— Я не могу жить без моих детей, Эдик.

— Я их у тебя и не отбираю. Просто дай нам вздохнуть… Немножко. А потом попробуем что-нибудь придумать. Может быть, опять походим к психологу, пройдём какой-нибудь тренинг… Только дай нам чуть-чуть вздохнуть, и всё.

Вздохнуть. Значит, я не даю им дышать. Разве я хотела, чтобы они чувствовали себя задушенными? Только ради них я пошла на это, чтобы дети не остались без матери, а Эдик не стал вдовцом. Что я сделала им не так, чем им не угодила? В чём я так провинилась, что они теперь выставляют меня из дома?

— Ната, никто тебя не выгоняет. Просто так надо, так будет лучше. Это не насовсем, а только на время. Мы придумаем что-нибудь, а пока… Вот тебе ключи от твоей квартиры. Я тебе позвоню, расскажу, как дети. В школу я их и сам отвезу, а встретит мама. Ей всё равно нечем заняться.

Я иду собирать чемоданы.

9

— Зачем вам эта информация, Натэлла? Простите, мы не разглашаем её. Кроме того, человек уже умер, зачем беспокоить его родных?

— Да я не собираюсь никого беспокоить, я просто хочу понять…

Доктор Жданова не хочет открывать мне личную информацию о женщине, чья преждевременная смерть дала мне шанс на жизнь. Я же хочу понять, что она была за человек, чтобы разобраться в самой себе — в новой, нынешней себе.

— Понимаете, доктор, мне это нужно, чтобы лучше понять саму себя. Я хочу разобраться, что откуда во мне взялось, моё это или не моё.

— Простите, Натэлла, информация о клиентах — личная или медицинская — является частной тайной. Я понимаю ваше желание, но помочь вам не могу.

Я растерянно бреду по коридору. Неужели мне никак не узнать о ней ничего? Всё, что я о ней знаю, — это то, что она снималась в рекламе шампуня. Не обращаться же мне на телевидение с этой просьбой! Как я им объясню, зачем мне это? И что они могут подумать, увидев меня? Волосы я остригла, но лицо у меня по-прежнему её.

Навстречу мне идёт Элла. Во мне срабатывает тот же механизм, который заставил меня в самый последний момент выскочить из уличной пробки, выехав на тротуар. Я даже не успеваю обдумать и взвесить, просто происходит щелчок — и я уже делаю это.

— Элла, здравствуйте… Вы меня помните? Я Натэлла Горчакова.

Она останавливается.

— Да, я вас помню, здравствуйте.

— Не могли бы вы мне помочь, Элла? Дело в том, что мне нужна информация о той женщине, тело которой вы мне дали… Да, я знаю, вы сейчас скажете, что это не подлежит разглашению. Но я поговорила с доктором Ждановой, и она мне разрешила.

— Гм, в самом деле?

— Да, разумеется. Она вошла в моё положение и разрешила. Она сказала, чтобы я обратилась к вам. Мне нужна не вся информация, а только имя и адрес.

— Хорошо, пойдёмте в архив.

Она верит мне и не спрашивает у доктора Ждановой подтверждения. Мы идём в архив, и через пять минут я знаю, что до того как стать моим, это тело принадлежало Алисе Регер.

До того как доктор Жданова узнает от своей дочери, что личная информация о клиентке была разглашена, я спешу покинуть здание «Феникса».

Приехав к себе в квартиру, я звоню домой. К телефону подходит Ваня.

— Ванечка, привет, это мама.

Он молчит пару секунд, а потом говорит:

— Папа на работе.

— Да, сынок, я знаю. Когда он вернётся домой с работы, скажи ему, что я звонила. Дело в том, что у меня есть одно дело, и мне надо кое-куда съездить. Далеко, в другой город. Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне, со мной всё в порядке. Пусть папа не волнуется и не ищет меня, я вернусь, когда сделаю это дело. Так и передай папе, ладно?

— Ладно.

— Вот и славно… Как вы там, чижики?

— У нас всё хорошо.

— Как Маша?

— Нормально.

— А у тебя как дела?

— Всё хорошо.

— Ну, ладно, ладно… Я вас всех очень, очень люблю. Передай Маше привет, я её крепко-крепко целую. И тебя тоже. Будьте умницами, слушайтесь папу и бабушку. Люблю вас. Пока…

Часть 3. Алиса

1

Сыплется первый мелкий снежок, устилая аллею кладбища тонким, как слой муки, покрывалом. Ячейки колумбария компактные, узкие, в них помещаются маленькие урны, рассчитанные на сто граммов праха. Это — стандартное захоронение. На кладбище таких десятки тысяч. Ячейка арендуется на пять лет, в течение которых родные могут посещать могилу, а по истечении пяти лет ячейку освобождают и помещают туда новый прах. Это — экономия места. Имён нет: ячейки не именные, арендуются только на пять лет. Если вам надо кого-то найти, смотрите имя в базе данных, там указан корпус и номер ячейки.