Перенос

Оказывается, встречать нас приехала и Лиза: она сидит в машине на заднем сиденье. Завидев меня, она выскакивает и со всех ног бросается ко мне. Я подхватываю её и целую, а она косится на незнакомую девочку у папы на руках.

— Это Маша, — говорю я ей. — А это — Ваня.

Когда мы садимся в машину, Лиза ревниво успевает занять место у меня на коленях, и Вадим, осторожно усадив Машу на переднее сиденье, пристёгивает её.

Мы едем. Я шёпотом спрашиваю Лизу:

— А ты почему не осталась дома? Тебе ведь пора спать.

Она отвечает:

— Я попросила, и папа разрешил.

10

17 апреля, 22.12. Я в гостинице, завтра — последний концерт моего гастрольного тура. В моём мобильном — голос Вани:

— Мама, пожалуйста, приезжай. Отца положили в больницу.

— Всё-таки положили?..

С детьми я созваниваюсь каждый день, поэтому знаю, что у Эдика серьёзные нелады с нервами. Он то агрессивен и вспыльчив, то угнетён и плаксив, его задевает и раздражает буквально всё. Он болезненно реагирует на любой пустяк и уже почти не может держать себя в руках, пытается искать утешение в алкоголе, но хмель не успокаивает, а только ещё больше будоражит его. Его начальник ему сказал: или лечись, или ты уволен.

— Как вы там? — спрашиваю я.

— Тебе лучше приехать и самой всё увидеть, — отвечает Ваня. — Машка ревёт, Ленка орёт, а эта мочалка… Они с Машкой сегодня утром подрались.

Во мне поднимается холодная ярость.

— Как это подрались? Лариса ударила Машу?!

— Короче, сегодня за завтраком Машка отказалась есть кашу… Она у Лариски опять пригорела. Ну, Машка и сказала: не буду. Она сказала: «Это не каша, а дерьмо». А у Лариски в это время Ленка разоралась. Ну, она Машку прямо в тарелку лицом ткнула, а Машка её — за патлы. А Лариска давай её по щекам хлестать. Ну, я не утерпел, толкнул её от Машки… Так она в меня чайником швырнула. Не попала. Только чайник раскокала. Машка ей месть готовит. Уж не знаю, что она там задумала…

— Так, Ваня, проследи, пожалуйста, чтобы она свою месть не привела в исполнение! Ещё не хватало вам там военных действий! Я постараюсь приехать как можно скорее.

Я стучусь в номер к Платанасу. Он открывает мне в махровом халате и с полотенцем на голове.

— Эрнестас, дай мне твою фляжку. Мне надо успокоиться.

Он озадаченно моргает:

— Откуда ты знаешь про фляжку?

Во фляжке у него ром, и носит он её у самого сердца. Я делаю несколько глотков.

— Эрнестас, я тебе не рассказывала, но, видно, придётся… Эдик совсем сдал, и его положили в неврологическую клинику, а у детей назревает война с мачехой. Эта дрянь посмела поднять руку на мою дочь. Мне нужно как можно скорее лететь к ним. Я боюсь, как бы там чего не случилось.

— Ну, завтрашний концерт тебе надо отработать, билеты уже распроданы, — говорит Платанас, выслушав. — А я уж как-нибудь подсуечусь, обеспечу тебе вылет ближайшим рейсом.

Я качаю головой.

— Даже не знаю, как я буду завтра выступать… У меня сердце не на месте.

Перед моим лицом — пухлый кулак Платанаса.

— Соберись вот так. И отработай. Если будешь хорошо работать, скоро у тебя будет твой собственный самолёт, на котором ты будешь летать куда угодно и когда угодно.

— Мне бы сначала дом построить, — говорю я.

— Отгрохаешь ты себе не дом, а дворец, — смеётся Платанас. — И поселишь в нём обеих своих принцесс и парня. У тебя всё будет, детка.

— Вообще-то, я планировала взять в банке кредит на строительство, — говорю я. — Чтобы начать его как можно скорее. Я уже подыскала строительную фирму. Они обещают возвести дом к ноябрю.

11

18 апреля, 23.00. Я звоню в дверь. В доме светятся все окна, и даже с крыльца слышны чьи-то истерические крики. Я без конца нажимаю кнопку звонка, пока дверь наконец не открывает Ваня.

— Ой, мама, тут такое…

— Выходи по-хорошему, маленькая дрянь! — слышен сверху дикий крик. — Найду — глаза выдавлю!

Я вхожу.

— Что тут у вас происходит? Кто это орёт?

— Эта мочалка ищет Машку, — сообщает Ваня. — Я не уследил, как ты меня просила, мам… Машка ей в бальзам для волос клей налила — ну, такой, который за одну минуту в резину застывает. Ну, у неё патлы все и склеились. Машка от неё спряталась. Мам, спасай её, а то Лариска её убьёт!

Месть Маши всё-таки свершилась. Поднявшись наверх, я грудью сталкиваюсь с бешеной фурией со стоящими колом волосами.

— Эй, полегче, — осаживаю я её. — Я всё слышала. Я скорее сама тебе глаза выдавлю, чем позволю ещё раз хоть пальцем тронуть мою дочь.

С перекошенным от ярости лицом, покрытым красными пятнами, она накидывается на меня, норовя впиться когтями мне в лицо. Секунда — и она уже лежит ничком на полу, блея от боли: её рука выкручена за спину, а прорезиненные волосы намотаны на мой кулак. Слышен детский плач. Низко склонившись к её уху, я говорю внятным шёпотом:

— Слушай внимательно, поганка… Тронешь её хоть пальцем — башку сверну.

Я запираю её в ванной и иду на поиски Маши.

— Маша, это мама! — зову я. — Выходи, не бойся. Лариса тебя не тронет.

Я обнаруживаю её на кухне: одна из дверец, прикрывающих пространство под мойкой, не до конца закрыта, и в щели поблёскивает широко открытый от страха глаз.

— Вылезай, красавица.