Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений

Почему IV Крестовый поход был направлен не против исповедовавших ислам сыновей Гога и Магога, а против братьев-христиан? Историки называют много причин. Во-первых, претензии на трон Византии Алексея, сына императора Исаака II Ангела, свергнутого своим братом императором Алексеем III. Будущий Алексей IV был уверен, что большинство горожан сыты по горло разборками в семействе Ангелов, и достаточно ему будет появиться под стенами города во главе мощной армии, он без особого труда по праву сильного будет провозглашен правителем. Понятное дело, что за предоставление такой армии и демонстрацию силы он обещал западному рыцарству солидное вознаграждение. Во-вторых, нерешительность римского папы Иннокентия III, который, с одной стороны, осуждал войну с братьями во Христе и даже в определенный момент предал анафеме настаивавших на ней венецианцев, с другой – же мечтал объединить христиан и посрамить греческих схизматиков. Таким образом, он был в вопросе нападения на Византию и за, и против. В-третьих, интриги венецианцев, с которыми Византия конкурировала на Адриатическом и Эгейском морях. Ослабление, если не уничтожение Византии, являлось, как во всяком случае считал дож Энрико Дандоло, ключом к господству в Западном Средиземноморье. А за это он готов был заплатить высокую цену. Опять же все историки согласны, что куда важнее обещаний Алексея IV и дожа Дандоло была легенда о сокровищах Константинополя. Когда настало время принять решение, часть рыцарей под командованием Ренальдо из Монтмираля – это имя достойно, чтобы его запомнили, – отказалась «идти с крестом против креста». Однако такие благородные идеалисты составляют среди жаждущих крови и легкой добычи ничтожное меньшинство, как и всегда в истории.

Византия чего только ни делала: прибегала к вооруженному сопротивлению, дипломатическим уловкам, в частности, извлекла из тюрьмы и провозгласила императором престарелого слепого отца Алексея IV. Все было напрасно. 7 апреля 1204 г. римско-католические захватчики ворвались в город. Что началось потом, пронзительно описал Стивен Рансимен («История крестовых походов», Варшава, 1988, т. III): «Варварство захвативших Константинополь было невозможно себе представить. Уже девять столетий этот город являлся столицей христианской цивилизации. В нем сохранилось множество памятников античного греческого искусства, на каждом шагу встречались шедевры замечательных византийских ремесленников. Венецианцы понимали ценность этих произведений и пользовались любой возможностью украсть драгоценные сокровища, чтобы вывезти в Венецию для украшения тамошних дворцов и храмов. Тогда как французы и фламандцы были охвачены жаждой разрушения. Разнузданная толпа затопила улицы, грабя все, что блестит, и уничтожая то, что нельзя было захватить с собой, останавливаясь только ради убийств и изнасилований, да еще для опустошения винных погребов. Не пощадили ни монастырей, ни церквей, ни библиотек. В соборе Премудрости Божией пьяная солдатня сорвала шелковые занавеси, разбила на куски серебряный иконостас, растоптала священные книги и иконы. Когда разгулявшиеся солдаты начали пить вино из литургических сосудов, одна из потаскух уселась на патриарший трон и затянула французскую кабацкую песню. В монастырях насиловали монахинь. Врывались как во дворцы, так и в трущобы, равняя их с землей. На улицах умирали раненые женщины и дети. Зверское кровопролитие и грабежи продолжались трое суток, пока огромный прекрасный город не превратился в руины. “Даже сарацины проявили бы больше милосердия” – восклицал в отчаянии историк Никита Хониат – и был прав».